Их обокрали средь бела дня, когда они совершали привычную часовую прогулку по улицам. Взяли деньги и драгоценный кулон, доставшийся жене Матвея Самуиловича от бабушки. Кулон в форме миниатюрной звезды Венеры хранился в синей шкатулочке. Жена Матвея Самуиловича ни разу не надевала его: совсем не потому, что из ячеек выпало несколько бриллиантов — они катались по дну коробочки, — просто в годы ее жизни не стало ни балов, ни приемов, ни званых обедов, на которые можно было прийти в таком дорогом украшении.

Здесь, как говорят, удача поджидала Кондаурова у входа. Пока его товарищи обшаривали комнаты в поисках улик, он прошел в маленький садик, скрытый позади дома, заглянул в летнюю кухоньку, где посапывал на раскладушке приехавший в гости к Шеленбаумам пухлощекий родственник. Присел рядом с ним, осматривая медную утварь, развешанную по стенам. И тут что-то блеснуло у самого потолка между досками. Он склонился вправо, влево. Невидимая звездочка играла розовыми, желтыми, голубыми переливами.

Как-то знакомый ювелир рассказывал Кондаурову о загадочных свойствах маленьких алмазов, капризных, ведущих себя подчас непредсказуемо. То ли электрическое поле действует, то ли какая-то неведомая колдовская сила, но их нельзя оставлять рассыпанными на столе — один из них может улетучиться. Потом долго придется искать, а найдешь его на люстре или за настенными часами.

Кондауров полюбовался еще на веселую звездочку и, толкнув спящего, закричал устрашающе громко:

— Поднимайся! Милиция! Где спрятал кулон?

С благоговейным трепетом, присущим только верующим, рассматривали Шеленбаумы возвращенную драгоценность.

На следующий день признательный Матвей Самуилович приехал за Кондауровым на такси.

— Моя супруга сделала фаршированную рыбу, напекла пирогов, поджарила индейку, приготовила винный соус. Не будем ее обижать отказом.

Они долго просидели втроем. Матвей Самуилович оказался удивительным собеседником. Поражала эрудиция и открытость суждений. В его рассказах о преступно забытой кабалистике, о суверенной жизни бессмертной души, о тайных буддистских знаниях, о невероятных возможностях гипноза все было так интригующе заманчиво, сенсационно, аллегорично, словно он сам давно жил в ином, незнакомом Кондаурову мире и очень хотел пригласить туда всех.

В конце беседы Матвей Самуилович неожиданно заметил:

— А вы, я вижу, не просто сыщик, вы — думающий сыщик.

Кондауров смущенно заторопился домой. Хотелось ответить: «Да какой там думающий, сам не знаю, как это выходит». Но не ответил, приятно все-таки, когда тебя хвалят умные люди.

Утром начальник вызвал его к себе, оглядел с головы до ног и с ног до головы, заговорил вроде бы расстроенно:

— Сработал ты у Шеленбаумов хорошо, ничего не скажешь. А обо мне не подумал. Вчера опять звонят мне из министерства: «Чего, — говорят, — ты сыскного аса Кондаурова при себе в бюрократах держишь?» Я, как всегда, оправдываться стал. — Не выдержав взятой горестной тональности, начальник рассмеялся, глядя на озабоченно встревоженное лицо Кондаурова. — Да ладно, такой длинный, а шуток не понимаешь! Короче. Займешь сейчас другой кабинет и будешь именоваться у меня консультантом по особо важным делам. Черт с ними, кадровиками, что такой должности нет в штатном расписании! Переживут. А теперь садись, слушай. Придется совать нос во все темные дела. Но не как я. Не приказывать, не требовать, а только помогать, как эксперт, понял? Для начала бери маленькое дельце. Глухо, как в танке. Белобрысого лейтенантика видел в приемной? Он все расскажет.

Здесь Виктор прямо из объятий Веры взлетает к облакам, чтобы побеседовать с великим Мессингом.

Второй библиотечный день начался с приятной встречи.

— Вик, у тебя все еще сессия? — окликнула его Вера, Верочка, Верунчик. Подвижная белочка, этакий маленький обаятельный грызунчик.

— Нет, готовлюсь. В сентябре сдам, — небрежно махнул он рукой. — А у тебя как?

— Все пятерки! — Глаза ее озорно блеснули.

— Молодец! — Виктор всем существом своим ощутил ее какую-то особую привлекательность. Фигурка стройная, как у семиклассницы. Губки чувственные, доверчивые, сложены в застенчивую улыбку. А глаза ласковые, полные глубокой невинности. Спросил, чуть оробев: — Уже отметила победу?

— Как же, мама торт купила.

— И все?

— А что еще?

Виктор осмелел:

— Давай сегодня отметим два события. Ты блестяще сдала экзамены. Я вышел из больницы. Ну, решай!

Она задумчиво и пристально оглядела Виктора, точно открывая его заново. Потом длиннющие ресницы захлопали растерянно. Было видно, как трудно ей переступить этот порог.

— Не знаю, не знаю, — сказала, явно соглашаясь.

«Смешной мальчик, глупый…»

— Может, я и смешной, и глупый, но…

«Неужели в любви хочет объясниться?»

— Да нет, не в любви, — заторопился Виктор. — У меня разговор важный. Больше не с кем поделиться.

Он замолчал, увидев, как Вера отпрянула от него, в глазах ее застыло недоумение.

— Что с тобой?

— Со мной? — Голос ее дрожал. — С тобой… ты что, угадываешь мои мысли?

— Да, — облегченно признался Виктор. — После больницы что-то произошло. Я стал слышать мысли других. Могу даже внушать на расстоянии.

«Врет! Чушь несет влюбленный мальчик».

— Да не вру я. Давай встретимся. Все расскажу. Не здесь же.

Теперь она смотрела на него, как на привидение, явившееся в темной комнате, тряхнула головкой, как бы пробуждаясь, откликнулась простуженно:

— Хорошо…

Виктору захотелось обнять ее, закружить вокруг себя.

— Значит, так, — сказал, сдерживая нахлынувший восторг. — Сейчас десять тридцать. Встретимся в шестнадцать ноль-ноль, — Он быстро написал карандашом на бланке библиотечного заказа. — Вот по этому адресу. Все приготовления за мной.