Шрифт:
— За что меня взяли? Я никогда такими грязными делами не занималась!..
Участковый от хохота прямо-таки сполз со стула.
— Ну и девка! Да я ж тебя третий год на панели вижу… Чего заливаешь?
А она справку на стол.
— Я девственна. Никогда с мужчинами не спала…
Хохот чуть поутих… Но милицию так просто не проведешь: мало ли как справку можно добыть…
— Давай-ка, дорогуша, топай к нашим медикам…
Пошла. Те подтвердили: девственна!
Зачесались у милиционеров затылки. Ничего не понять! Застукали ее в номере одного командированного… А теперь отпускать надо…
Тогда вмешался Олег:
— Послушай, Люська, мы без труда найдем повод, чтобы отправить тебя на сто первый километр… Но, если ты сейчас все честно расскажешь, отпустим на все четыре стороны… Договорились?
Она рассказала.
Встречалась с клиентами у гостиницы «Москва», там останавливаются большие чины — партийные секретари из республик, областей, председатели исполкомов.
Старые, а к молодому медку липнут, как мухи. Говорила: «Сначала гуляем в ресторане, потом пятьдесят рублей в залог. А если понравлюсь — добавите еще…» Соглашались сразу. Деньжищ у них куча…
Когда приходили в номер, брала полсотенную и развязывала ему галстук, дальше он сам сбрасывал все с себя и под одеяло…
— Тогда я снимала трусики, — говорила Люська, — и вешала их на видное место — на спинку стула, на край стола, чтоб лежал и видел их, кобель перезрелый. Спрашивала: «Где можно помыться?» Он указывал на ванную. Там я пускала воду во весь напор, а сама спокойненько к двери и в коридор… Знала, что он долго будет лежать, слушать шум воды. Трусики, они на виду, перед глазами — значит, здесь я…
— И не боялась? — Олег не скрывал своего восторженного удивления.
— Нет. А чего бояться? Не пойдет же он на меня в милицию жаловаться…
— Не пойдет! — весело поддержал ее участковый.
Лицо Люськи было печально, а в глазах бегали озорные искорки.
— Отпустите меня, граждане милиционеры, я не гулящая… А то, что трусики мои брали за пятьдесят целковых, так то их, покупателей, дело…
Эта история позабавила Студента. Он спросил тогда дядюшку Цана:
— Сейчас она так же работает?
— Нет, сейчас у нее свое большое дело. Она покровительница ночных бабочек. А еще… — Дядюшка Цан приложил палец к губам. — Наш Олежек — свет в ее окошке, не надышится на него…
Забавно рассказывал дядюшка Цан, умело имитируя интонации голоса, выражения лиц, жесты тех, о ком говорил. Студент чувствовал, что он многое увлеченно домысливает, стараясь поразить, рассмешить собеседника, но воспринималось все так достоверно, словно дядюшка Цан сам был свидетелем происходившего.
Каждый раз, когда Граф уезжал домой, Студент спускался в бывшую монашескую келью, где вершил свои непонятные дела дядюшка Цан, и слушал новые удивительные истории.
Но однажды — это случилось поздним вечером — он открыл для себя другого, страшного дядюшку Цана. Веселый и добрый рассказчик стоял, широко расставив ноги, над белым эмалированным тазом. Остекленевший, сверкающий взгляд, на губах подрагивает чувственная улыбка… А в тазу судорожно бьется крошечное тельце серого котенка, импульсивно отталкивая когтистыми лапками… оторванную головку. Летящие брызги крови прилипают к белому окружью таза, сползают вниз густыми живыми растеками, образуя вокруг котенка подвижную темно-красную лужицу.
— Вот чертенок! — усмехнулся дядюшка Цан, заметив Студента. — Кормил, кормил, баловал его, а он цап меня за руку… Больше не будет, мерзавец этакий…
На тыльной стороне руки дядюшки Цана была прочерчена тоненькая, с сантиметр длиной царапина.
Смешанная волна страха, отвращения и жалости окатила Студента.
— Я позже зайду, — глотая комок в горле, произнес он и выбежал из комнаты.
Вслед ему долетели прерывистый, леденящий смешок и слова:
— Крови испугался? Слабак…
Олег, к счастью, оказался у себя. Плюхнувшись на стул, Студент сбивчиво, волнуясь, рассказал ему об увиденном.
Спокойно выслушал его Олег и сказал неожиданное:
— Примите все как есть. Дядюшка Цан — обаятельный человек и сладострастный садист. При одном упоминании его клички — Крест — у многих наших мороз по коже продирает… У него ведь на счету десятки жизней, но, представьте себе, ни одной оставленной улики — профессионал высочайшего класса… Признаюсь, что мы его пожалели, спрятали, когда он отправил на тот свет одного дотошного сыщика… Что поделаешь, любит он выращивать кипарисы…