И потом, что вполне естественно, человек начал движение за логические пределы социального муравейника, за горизонт его познания. Чтобы видеть мир, который не сложен из социальных связей, как муравейник из прутиков, чувствовать его структуру и начать осваиваться в нем вместе с другими людьми, которые смогли себя освободить.

А потом – видоизменить свое энергоинформационное тело так, чтобы иметь причину мышления в предыдущей мысли, а не в давлении социума и настроенного на него тела. Иметь возможность мыслить независимо ни от чего и путешествовать так далеко, как угодно. Понять принципы, по которым можно что-либо строить в новом открытом мире. Вырастить конечности, позволяющие строить из кирпичиков нового мира.

Конечно, тот, кто сумел достичь этого, имеет преимущества перед теми, кто пока остался переплетенным своим разумом с потребительским сообществом. Его возможности – это возможности иного плана, понимание закономерностей которых не вшито в сетку значений эгрегориального опыта (что совсем неудивительно – это смертельная угроза для незримых сетей управления). Поэтому его возможности для тех, кто еще не вышел на этот уровень, – это что-то чудесное, мистическое, нечто из иного мира.

Поэтому возможности надсоциального уровня, вернее, результат их применения, – так-то они не найдут своего потребителя среди сплетенных с эгрегорами существ, как любая непонятная вещь непонятного назначения (это нужно четко понимать) – могут сделать внутри социального муравейника все, что угодно. Повлиять на течение обычного для сообщества процесса непонятным, волшебным способом. Привнести новую возможность, обладающую высочайшей привлекательностью и тем иногда даже пугающую. Инициировать новый процесс, основанный на непонятных закономерностях, с естественным резонансом. В общем, потенциально это власть во всех ее проявлениях. Но одновременно практически это никакая не «власть».

Суть дела в следующем: чтобы делать это, нужно иметь для этого мотив, энергию, подталкивающую к такому занятию. А чтобы иметь мотивацию и получать от этого истинное удовольствие, видеть в этом смысл, нужно находиться в сонастройке с эгрегорами, быть несвободным от них. Это естественно: чтобы сделать нечто, вызывающее нездоровый ажиотаж в мире, где правят эгрегоры, нужно иметь те же ценности, что и они.

А человеку, освободившему свой разум, трудно найти в таких представлениях какой-либо интерес. Опыт показывает, что подобные редкие эксперименты длятся очень недолго и затухают сами собой.

А не вышедшему на новый уровень человеку эти возможности недоступны. Соответственно, и событий никаких не происходит.

Короче говоря, человеку, перешагнувшему в своем развитии уровень детского сада, легко стать царем песочницы и забрать себе все формочки и совочки. Но одновременно потрясающе бессмысленно – настолько, что история не знает случаев подобного идиотизма.

Для человека, ступившего на новый эволюционный этап, эгрегориальный социум служит, по сути, источником полезных для жизнедеятельности вещей и мест, где можно найти будущих единомышленников, которым можно показать путь к новому миру, с которыми интересно его осваивать и можно объединить усилия для прорыва в удаленные пределы энергоинформационной Вселенной.

Когда-нибудь, хотелось бы надеяться, эгрегориальный мир займет подобающее ему место – где-то в области подростковых поведенческих реакций – и будет служить хомо сапиенс, человеку разумному, чем-то вроде инкубатора, в котором люди развиваются перед выходом в большой, настоящий мир.

Но для этого тех, кто осознал себя как разум, должно стать, конечно, больше.

И для этого должна появиться еще одна возможность.

Как ни парадоксально, разум, даже освободившийся от эгрегориального принуждения и обретший возможности жить в большом мире, все же не свободен от самого эгрегориального следа.

Ему не перейти на новые рельсы.

В миллиардах возможностей он способен выбрать что угодно, но выбирает всегда клоны биосоциальных забав. Имея крылья, его разум не может направить себя в полет, потому что не может представить себе полета.

Да, он существует на границе. Да, он проявляет в эгрегориальном мире внеэгрегориальные возможности. Да, его цели рождены разумом, а не позывами энергонформационных паразитов. Конечно, все это так.

Но мышление, увы, базирующееся на эгрегориальных понятиях, шлифовавшихся тысячами лет, так просто не освободишь.

И связано это с одной особенностью человеческого мышления, не позволяющей человеку слишком далеко уходить в глубину познания окружающего мира, все время отбрасывающей его к эгрегориально-поддержанной точке размышлений.

Благодаря этому получается, что наиболее тонкие понятия, необходимые звенья в цепочке рассуждений человека, шлифуют эгрегоры. Потом они запечатлеваются в системах значений людей уже в подчеркнутом эгрегорами виде вместе со всем набором эгрегориальных связей.

С одной стороны, в чем-то это разумно: ведь эгрегоры – это сети, объединяющие мыслительную деятельность миллионов людей и за счет такого параллельного процесса обрабатывающие понятия очень скрупулезно. Эта сторона процесса сама по себе замечательна – так и знания, изложенные мной в книге, будут обкатываться и шлифоваться, а практики – становиться отточенными.

С другой стороны, и вот с этой тенденцией приходится бороться, в ходе этой обработки любая идея искажается. В ней гипертрофируются необходимые эгрегорам черты, причем зачастую настолько, что она утрачивает свою истинную полезность. За годы, десятилетия, века. Кто знает, мимо чего, мимо каких открытий и перспектив эгрегориальное человечество уже прошло, ничего не заметив?

И наконец, с третьей стороны, ведь это подлинная трагедия – знать, что мышление подобно козе на резинке, которая может отходить от отправной эгрегориальной точки, преодолевая сопротивление, тянуться к новому, тянуться изнемогая, тянуться – и все равно когда-нибудь при малейшей оплошности резинка сократится, опять отбросив мышление к центру. Откуда оно, потеряв предыдущее направление, будет вновь стремиться куда-то и вновь будет отброшено. И так оно пребудет в границах заколдованного круга, пока силы не иссякнут.