Шрифт:
Челны и возы прибыли в рыбацкое село. Но не все работные возвратились в крепость, в свои избы.
Когда находились в дороге, к Головатому подошли во главе с Тымышем Теслей несколько человек и наперебой заговорили:
— Спасибо тебе, Гордей, что вытащил нас из аркана.
— Не меня, а людей благодарите.
— Спасибо и людям и тебе.
— Даже в безвыходном положении ты сумел нас выручить.
— Какое бы ни было безвыходное положение, а спасение всегда нужно искать.
— Верно, нужно искать.
— Так вот, мы поговорили между собой и решили: не житьё нам здесь.
— Решили ехать вслед за теми, которые подались за море.
— На берега Еи?
— Туда.
— Помоги нам, Гордей, и теперь. Удружи какой-нибудь парусник.
— А может быть, взялись бы все вместе и здесь повернули бы к лучшему?
— Дай бог, как говорят, нашему телёнку волка съесть, — вздохнув, произнёс Тымыш. — Если бы у телёнка были хоть маленькие рожки, он тогда, может быть, хотя бы раз, да боднул. А то только мекает.
Головатый помрачнел. Низко опустил голову.
— Так как же, Гордей, поможешь? — снова спросил Тымыш.
— Вместе с семейством собираешься? — поднял Гордей голову.
— Всей семьёй, — ответил тихо Тесля.
— А может быть, подумаем?..
— Думалось, да к этому и додумалось, — в сердцах проговорил Тымыш. — Дальше некуда. Только за море…
— Хорошо. Баркасы сейчас на причале. Пойдут с вами в море, будто рыбачить. Пойдут… — сказал с горечью Гордей и опять опустил низко голову.
…Утром первого майского дня на два больших баркаса сносили пожитки, харчи, мелкий инвентарь и домашнюю живность двадцати семейств.
Утро выдалось тихое. Море было спокойное. Только у берега тоскливо плескались мелкие волны.
Над баркасами выпукло натянулись тугие паруса. Оба судна слегка покачивались, словно напоминали — пора отправляться.
Пора!
— Ой, люди добрые! — взлетело вдруг над людским гомоном, над плеском волн. — Да как же это так! Надо же взять с собой нашей, родной, хотя бы на память!..
Кладкой на берег сбежала Тымышева Устя, упала на колени и начала сгребать землю пригоршнями и насыпать её в сумку. Вслед за Устей сбежали женщины, мужчины, старшие дети. Возвращаясь на судна, они несли землю, как драгоценную ношу, в узелках, мисках, а то и просто зажатую крепко в ладонях.
Баркасы отплывали медленно, будто с неохотой. И те, кто отплывал, и те, кто стоял на берегу, были хмурые, печальные.
— Поплыли на чужбину…
— На неведомые земли…
— Как сироты…
— Как изгнанники…
— Господа хоть куда погонят…
— Ходи здесь, по родной, и тоже бойся…
— Поймают, посчитают рёбра…
— Продадут, как продавал Балыга…
— Уже дважды наведывались в его избу; нет и не было…
— Сегодня, говорят, появился. Если допустит, можешь поцеловаться…
— Пусть его черти целуют…
— Спросить бы его, сукиного сына…
— Да, спросить бы…
— Слово за тобой, Гордей!..
— Веди!..
К Головатому подошли Хрыстя и Оверко. Гордей понимал, что им нужно от него. Хрыстя опять начала о том же, когда, мол, в дорогу… Оверко тоже такого же мнения: "Пора начать высекать искры".
Головатый согласился с ними, но не сказал, когда именно собираться в дорогу.
"Да, узелок затянулся туго, — подумал Гордей, — вяжется одно к одному. Нужно напугать здешних кровоними, а то они слишком осмелели, распоясались. Потом помочь Шагрию… Жаль вот, крепость ещё не достроена, Последние три пушки установили на валу, а как они будут стрелять — не проверено… А работных людей надо направлять в ближние и далёкие хутора, уберечь от возможной напасти. Ведь, разыскивая помещика Синька, сюда скоро прибудут каратели. Но в первую очередь нужно поговорить с Балыгой…"
— Сколько человек у нас при оружии? — спросил Гордей тихо Хрыстю и Оверку.
— Одиннадцать, — ответила Хрыстя.
— Если нужно, соберём больше, — заверил Оверко.
— Соберите всех около канцелярии и следите за алешковцами, — сказал Гордей.
Работные и рыбаки толпились во дворе избы-канцелярии. К Балыге Головатый пошёл один.
Полковник, строитель и пушкарь сидели за столом, о чём-то разговаривали. Балыга по привычке ковырял шилом в своей трубке. В стороне за отдельным столом сидел писарь, перелистывая бумаги. Увидев вошедшего Гордея, все сразу насторожились.