— Откуда у Оленьки бинокль? — спросил Анатолий.

— Бинокль? Какой бинокль?

— Военный, полевой.

— Военный? Военный, говорите? Не знаю, никого у нас военного нету, муж на гражданке и моя вся семья… Погодите, да это ж Таткин бинокль. Татка через бинокль летающие тарелки выглядывала, — припоминала Катерина Игнатьевна. — Это они на что-то поменялись, для них каждая-всякая вещь — игрушка, только и знают меняются. — И спохватилась: — Ой, теперь знаю, в чьем мохеровом шарфе Татка щеголяла! А я дом перерыла, на работе спрашивала… Ну уж получит Олька бинокли, шарфы, тарелки летающие…

И тут же, сквозь гнев пробилась тревога:

— Побегу девчонку забирать, поздно уже, не хочу, чтобы одна по улицам бродила.

В коридоре оглянулась:

— Извините, Никита Георгиевич, что вашу квартиру без спроса для Валентина открыла. Мне ключ хозяйкой доверен.

— Ружье! — не мог успокоиться Никита. — И впрямь — шпана… Сколько им отвесят за ружье, Анатолий?

— Думаю — как за групповое. Для того, чтобы так нахально и толково работать, требуется опыт или дотошная консультация. А скорее и то и другое. Мы видели двоих, не знаем третьего. Если верить Катерине Игнатьевне, есть и четвертый, и пятый. Весьма возможно, что корешам велено было срывать полотна со стен, сбрасывать вниз, с балкона.

— Получается, мальчишкам — колония? А дальше, Толя? Дальше, дальнейшее?

— Дальнейшее, как теперь любят говорить, неоднозначно.

— Итак — колония… Вынужденная мера наказания… А дальше? Что дальше?

Вера Павловна увидела Андрея из окна, спорил о чем-то с Любой Крутояр. «Смешной он, нескладный, а пора бы…» На прошлом уроке, Вера Павловна заметила, между ними что-то произошло.

Андрей влетел в комнату:

— Мама, у нас сегодня поход!

— У кого это «у вас»? В школе объявлений не заметила.

— Не обязательно объявления. Без объявлений в киношку собрались.

— Надеюсь, поход не помешает тебе пообедать?

— Спрашиваешь, обожаю твои полтавские борщи.

— У нас сегодня лапшовник.

— И лапшовники тоже.

— Что это сегодня все обожаешь?

— А что? Не обожаю плохо и обожаю плохо. Тебе не угодишь.

Бросил на стол планшетку, скинул рубашку, умывался на кухне под краном, развел мыльную пену, отдувался и фыркал.

Мигом опустошил тарелки, первое, второе, запил компотом, причмокивая ринулся к шкафу, перерыл сложенное аккуратно белье:

— Где моя новая рубаха?

Никак не мог найти рубаху, лежавшую сверху.

— Что случилось, Андрей?

— Ничего не случилось. А галстук мой где? Этот, знаешь, шикарный, со всякими зигзагами. Или без галстука? Небрежно расстегнутый ворот, некоторые мальчишки так делают.

Натянул рубаху через голову, не расстегивая последних пуговиц, прилип к зеркалу.

— Класс, скажи, мамуля? — И убежал.

Люба не смогла выйти к Андрею под кленочек — отец взялся чинить ее туфли — верха хорошие, шевро, а подошвы прохудились.

— Ну не везет же мне, — жаловалась Люба, торопила Хому Пантелеймоновича. — Нашли время… — Отец ее был мастер на все руки в трезвом состоянии, но в любом случае — упрям.

— Сам знаю, что делаю. Успеешь еще на каблуках навертеться, подметки протереть.

А время подошло, через минуту — начало сеанса; выскочила на крыльцо глянуть, авось Андрюшка наведается. Никого на улице. Ветер погнал куреву и затих. Пошлепала босыми ногами опять ноги мыть.

Оглянулась напоследок и вдруг видит — на Горбатом мосту человек с чемоданом, рослый, проворный, уже по ступенькам спускается.

— Ой, мама, мамочка, — кинулась в хату. — Ой, кто приехал! Ольгин Алешка вернулся. Алексей Кудь приехал!

— Да что ты говоришь? — засуетилась Матрена Васильевна. — Да верно ли? Никаких же вестей не было… У Кудей не ждут, никого нет, Евдокия в городе, Людмила на консультации. Это ж нам принимать!

— Я встречу!

Звонко разнеслось по всей улице:

— Алешенька, дорогой! А мы ждали, ждали-и!

Алексей бросил чемодан на землю, раскинул руки:

— Ой, Любочка, вытянулась! Растем!.. Да что тебя мамка — росою окропила, в любистке купала?

Подхватил, как бывало, закружить не закружил, обнял, поцеловал в щечку.

— Ольга приехала?

— Нету, нету, не слышно… Письмо было, а ее нет.

— С часу на час приедет. У нас уговор.

— Значит, все хорошо, Алешка. Все по-прежнему? Ну, слава богу. И нам легче станет. А то у нас тут…

— Знаю, Люба, знаю… Мы говорили об этом с Ольгой. Ничего, Любочка, заживем!

Любочка прижалась к его плечу, плечо крепкое, человек надежный, поможет. И внезапно, через плечо Алеши увидела Андрея — остановился, не доходя до усадьбы Кудей, стоял ссутулясь… Вдруг повернулся и зашагал прочь.