— Но девушки в футбол не играют, — возразил кто-то.

Значит, глядя сзади, их приняли за девушек. Это льстило — в движении хиппи за границей внешние отличия полов выравнивались и сливались как днем, так и ночью.

Лестное внимание сопровождало их и в Бирзгале — особенно в те моменты, когда каблуки их платформ цеплялись в рытвинах асфальта. Обнаружилось, что под тиграми на штанах имелись и другие символы. У Брони нашиты красные губы и надпись "Kiss me", а у Байбы две большие клубники. Местные так и не поняли, что все это могло означать.

— А если я была бы в шортах, старухи съедали бы меня глазами и плевали бы на мои голые ноги, — сказала Байба.

На Сосновую улицу, где проживала тетка Свика, надо было проходить мимо углового дома, где в тенечке на ящике из-под пивных бутылок сидел Шепский, поглядывая на прохожих большим карим глазом. Еще издали он заметил желтые рубашки. Когда Биннии остановились возле киоска выпить бутылку лимонада, Шенский, заметив, что Броня мужчина, шепнул ему на ухо:

— Сегодня привезли наукшенский пиво!

Биннии решили к окружающим в Бирзгале относиться совершенно безразлично, но они не предвидели, что окружающие не будут к ним безразличными, Шенский дышал пивом ему прямо в ухо.

— Пиво, ну и что? — ответил Броня, не повернув головы.

Наверное, читает "Здоровье" и пьет кефир? Кефир и ранний картошка. Если вам нужен картошка, я покажу огород! — И Шенский разразился своим громким смехом.

Биннии пошли своей дорогой. Шенский открыл футляр от очков, только что торчавший из Байбиного рюкзака. В таких женщины иногда храпят деньги. Пусто. Шепский положил футляр на прилавок.

— Наверное, обронили. Будут искать, отдай.

— Не ты ли вытащил? — засомневалась киоскерша.

— Я? У меня нет очки и футляр не нужен.

Напротив дома культуры Биннии остановились.

Азанда выпятила грудь, и они заметили эмалированный круг над сердцем Азанды, с надписью на английском языке: "Jamaic Acres". — "От меня можно получить почти все". Байба попросила только два мороженых.

Когда Азанда признала висевшие у незнакомцев на красных веревках голые трупы из желтой жести равноценными своему жетону стюардесс "Jamaic Aeres", завязалась дружественная беседа.

— Здесь жуткая глушь, — вздохнула Азанда.

— У нас с собой потрясные кассеты, Джеймс Джоплин, — ответила Байба.

— Где вы будете ночевать?

— На Сосновой улице у старой Свикене.

— В том глиняном доме? Знаю. Я Азанда.

— Бинний. Бинни.

Подъехал грузовик.

— Чао! Вот твой комбикорм. — Скродерен снял коробку с мороженым и через боковую дверь внес ее в киоск. Скродерен тоже выпятил грудь, чтобы те увидели его распятого. Волосы у него были длиннее, чем у пришельцев. Лоб, обрамленный волосами, подвязанными черной узкой лентой, намного шире, нос тоньше. Вообще он выглядел более одухотворенным, это он знал сам.

— Мы из Риги, — пояснила Байба, не зная, что Скродерен поэт, и приняв его за рядового местного хиппи.

— Андрис, — представился Скродерен, так как в современном мире в связи с развитием демократии вес фамилий значительно упал. Никто ведь больше не говорит Чарлз Виндзорский, а просто принц Чарлз.

— Они будут жить в риге Свикене. У них есть кассеты с Джоплином!

— Тогда послушаем! — Не теряя достоинства поэта, Скродерен поднес ладонь к виску. Так будто бы делают в австралийской армии.

— Заходите! Чао! — И они опять закинули за плечи рюкзаки. На горбатом мосту, который поднимался выше улицы, они остановились. Отсюда было видно, как на дне реки по течению извиваются водоросли. Между ними, как черные запятые, шныряли рыбки. На самом дне лежали блестящие крышки от консервных банок последнего выпуска. Свесив ноги с берега, сидели два рыбака.

— Раз уж сидеть, я бы брала с собой транзистор, а то какой смысл зря время убивать.

Далее на краю улицы над домами возвышалась шестиугольная обитая досками башня.

— Поднятый стоймя гроб; что в нем хранят? — Через открытую дверь виден был красный автомобиль. — Ага, у них свои пожарники. Ну да, деревянный город… Надо запомнить, где находится пожарка, авось когда-нибудь воспользуемся машиной.

Улица свернула направо, чередой домов и садов приближаясь к реке. Последний дом стоял поодаль от остальных, посреди картофельного поля возле пышных кустов сирени и дикой сливы. Это была старая, обрезанная посередине рига. Тот конец, в котором когда-то молотили, был разобран, большой треугольный фронтон забит досками, в оставшихся глинобитных стенах прорезаны окна. Будто вестник двадцатого века, к торцу риги была пристроена веранда с широкими окнами в мелкую шашку. Протоптанные в мураве тропинки вели к колодцу и к столику под сиреневым кустом, далее огибали веранду, возле которой росли разные цветы, из них Байба наверняка узнавала только желтые анютины глазки.