— Здесь можно развернуться… — одобрительно пропыхтел Броня.

— В этой риге живет тетя Свика, — пояснила Байба. — Муж ее умер от какого-то паралича, а сама она на вязальной фабрике, что ли, работает.

В это время грохнула старая железная щеколда и дверь открылась; на каменный порог вышла бойкая, круглая женщина с непокрытой головой, в старом пыльнике, полы которого свисали до земли. Заметив гостей, она всплеснула руками:

— Байба, ты ли это? А это твой брат? Уже вернулся из армии! Ты, говорят, был у границ Китая. Бог вас послал: я бегу на пиебалгский автобус — сын с невесткой едут на Карпаты, а я останусь сидеть с детьми. Как хорошо, что ты поживешь здесь эти две недели! А я хотела попросить соседку, чтобы цветы поливала. Теперь обойдемся. Все, что найдете съедобного, ешьте, чтобы не испортилось. В шкафу творог, картошка в погребе под кухней, там же половина копченой свиной головы. Ключ в дверях… Ну, я бегу! Какое счастье, что приехали… Это потому, что я во сне видела двух ягнят. — Женщина подхватила клетчатую сумку и засеменила к городу.

Биннии переступили высокий порог. Байба уже забыла, как тут все выглядело; и так они рука в руке, как Бензель и Гретель, обследовали остатки этой риги, былого пристанища для чертей.

Кухня была просторная, с низким потолком и в одним окном. На исшарканном кирпичном полу сидела кошка и умывалась. Заметив незнакомцев, она прыгнула на стол, со стола на полку с посудой, а оттуда исчезла на чердак. Полки были застелены газетами, края которых украшали самодельные бумажные кружева.

— Как на бабушкиных панталонах!

Поверхность двухконфорочной плиты отдавала черным блеском. Байба тронула ее пальцем:

— Фу, жирная! Где электроплитка? Не станем же мы надрывать легкие, разжигая огонь. Тогда уж лучше есть сырую картошку. Почему нет газа? — На скамеечке стояло два ведра. — Слава богу, вода принесена.

Из кухни дверь вела в комнату. Деревянные потолочные балки уложены так же низко, но зато обмазаны глиной и побелены.

— Смотри, лавровый лист для супа! — Броня указал на высохший венок из дубовых листьев, висевший на стене.

Комната была заполнена коллекцией разностильной мебели, собранной в течение многих десятилетий. Центральное место занимала двуспальная кровать с изогнутыми спинками.

— Так. Две подушки. Нам хватит.

Подле обоих окон трехступенчатые, выкрашенные белой краской подставки для цветов. На них горшочки с пеларгониями, фуксиями и миртой.

— Окна заполнены растительностью, поэтому комната темная, — сказал Броня.

Трехстворчатый шкаф, видимо, был куплен последним, он не отличался от рижских вариантов. На круглом столе лежал, должно быть, кулек с сахаром, потому что вокруг него жужжала одинокая оса. На стенах фотографии с послушными детьми; никого не стесняясь, они мило обняли ручонками шеи своих родителей.

— Раз комната так загружена, то не удивительно, что Свика часто уходила на работу — здесь же негде расположиться, — рассуждала Байба.

Зато на веранде было светло и просторно. Солнечный свет можно регулировать занавесками. Один высокий, до потолка, фикус и еще в ведрах какие-то растения с крупными листьями. Вдоль стен сушились нанизанные на нитки ломтики яблок цвета корки белого хлеба.

— Будем жить здесь! В спальне нас моль обгрызет за ночь.

И они стали устраиваться. На веранде открыли двери и окна. На подоконник поставили транзистор. Привели в движение магнитофон. Несколько ударов гитары и крики радости Франка Запа заполнили всю веранду, затем полетели над картофельной ботвой, достигли берега реки и угасли в листьях ветлы. Из сирени высыпала стая воробьев, посчитав, что устрашающие раскаты и окрики на чужом языке относятся к ним. Привязанная на берегу реки коза начала дергать веревку и жалобно мекать.

— Коза привыкнет. Мы же привыкли, — сказал Броня.

— Такое в Бирзгале наверняка слышат впервые.

Биннии переглянулись, на их лицах застыла трогательная серьезность, ибо они сознавали, что посредством этих звуков они приобщали Бирзгале к семье европейских народов и вводили в круг культуры 1973 года. На веранду внесли столик, что поменьше, и на него выложили два журнала "Play boy". Хотя журналы были пятилетней давности, но каждый стоил по десять рублей, потому что фотография сохраняет голую девушку вечно молодой. Из кровати вынули двуспальный матрас и втащили его на веранду, потому что за границей молодежь в кроватях не спит. По обрезанному торцу риги можно было забраться на страшно высокий чердак. На этом складе они обнаружили две высохшие овчинки и постелили их возле спального ложа.

— Хорошо, что мясо вынуто из шкур, — заметил Броня.

В крапиве нашли зеленую глиняную миску с отколотым краем и положили ее рядом с ложем в качестве пепельницы. Гирлянды яблок вдоль стен не тронули, они выглядели современно и могли пригодиться в качестве еды. За колодцем в кустах прятался дровяной сарайчик. Там на стене висел моток толстой веревки. Они его разрубили топором на двухметровые куски, которые прибили гвоздями к верхнему косяку двери.

— За рубежом теперь такие занавески в ходу. По ночам они отпугивают комаров и летучих мышей. Когда будут не нужны, можно опять связать в цельную веревку.

В садике с вишен сняли обрывок сети. Ее край пригвоздили к потолку, кое-где вплели в нее свежие ветки и найденные на чердаке старые шелковые чулки. Перед матрасом образовалась преотличнейшая занавесь. Теперь тут можно спать, совершенно укрывшись от любопытных глаз. И глядеть на огромный портрет Мика Джеггера, вырванный из поп-журнала. Джеггер в рубашке со шнуровкой, с волосатой вспотевшей грудью угрожающе рвал гитару.

За неполный день сделав столько, сколько в Риге и за целый год не делали, оба почувствовали, что подошло время заслуженного ужина. Еще в Риге решено было есть картошку. Кажется, картошка хранится в погребе под кухней.