– Слушай, ты сильный, мужественный, решительный, стрелять умеешь. Ты видишь, что вокруг творится? Для тебя устроиться тут будет вообще не проблема.

Марат, не веря своим ушам, качал головой:

– В бандиты мне предлагаешь податься? Ты прямо как Аниська, честное слово.

– Марат, ну послушай же…

– Вы оба меня с кем-то путаете, вот что.

– Ну, хорошо, хорошо, – примирительно говорила Рита, прижимая ладони к его груди. – Хорошо, подожди. Вот медучилище! Ты же так и не доучился тогда. В Москве их куча – поступай в любое.

– А жить мы с тобой на что будем?

– Да это ерунда, – пренебрежительно отмахнулась она. – Я вот на пореве этом неплохо зарабатываю.

Марат криво усмехнулся:

– Ты думаешь, я стану жить на твои деньги? На деньги, которые ты зарабатываешь этой… грязью? Ты точно меня с кем-то путаешь, Маруся!

За окном уже снова была ночь. Метались по комнате отблески фар проезжающих мимо машин, мигал на стене отсвет вывески расположенного в соседнем доме кафе. Сырой ветер врывался в квартиру, тревожно хлопая форточкой на кухне.

– Ты задрал меня своим благородным негодованием! – со злостью выплюнула вдруг Рита. – Значит, порицаешь мой образ жизни, мистер Ум, Честь и Совесть? Он тебе омерзителен, так? Ты никогда не станешь жить тут со мной, потому что это все сплошная грязь и мерзость? А ты не забыл, откуда сам приехал? С отвратительной, грязной, бессмысленной, предательской войны! Не забыл, что ты убивал людей? Тебе просто приказали, и ты пошел! И стрелял в них, и гранаты метал – и ничего, не чувствовал себя почему-то грязным и лживым.

– Я был солдатом, – нехорошим тихим голосом отозвался он. – Я не мог оценивать приказы…

– Да, вот только солдатом ты стал по собственному желанию! – выкрикнула Рита. – Потому что тебе приспичило разобраться с собственными комплексами. А то, что другие люди заплатили за твои рефлексии своей жизнью, – это же так, мелочи.

Марат поднялся на ноги. Угол его рта болезненно дернулся, но в целом лицо оставалось бесстрастным, пугающе спокойным. Рита, кажется, испугавшись, что в запале наговорила лишнего, отшатнулась от него, прикусила нижнюю губу, глядя на Марата изумрудно-зелеными подозрительно блестящими глазами.

– Марат! – шепнула она сорванным голосом. – Марат, подожди!

Он аккуратно отодвинул ее плечом, набросил на плечи куртку и вышел из квартиры.

На улице лил дождь. Ледяные струи стучали по его стриженой голове, скатывались за шиворот. Марат закурил, пряча сигарету в ладони, широкими шагами пересек двор, вышел на Пятницкую. Кажется, было еще не совсем поздно – движение на улице было довольно оживленным, кафе еще работали. Навстречу ему попадались то стайки веселых, хохочущих студентов, то отдельные торопившиеся по домам прохожие. Он увидел притормозившую на светофоре шикарную тачку. За рулем сидел лысый детина с мясистым складчатым затылком. А рядом с ним скучающе смотрела по сторонам и куталась в меховой воротник девица с пухлыми надменными губами.

«Рита хочет, чтобы мы стали такими? – думал Марат. – Чтобы я подался в бандиты, ездил на классной тачке, покупал ей меха? Нет, она не такая. Она в жизни не согласится на роль пустоголовой красивой куклы, скорее уж сама захочет держать в руках пушку. Только… Только я этого не хочу. Сколько бы она ни попрекала меня, я не убийца. Я не стану стрелять в кого-то только потому, что мне это выгодно. Я могу быть солдатом, сражаться с оружием в руках против врага – пускай даже этот враг условный, навязанный мне свыше. Но жить здесь, в мирном городе, по законам военного времени я не смогу».

Уехать! Вернуться домой! Пусть остается здесь, живет как хочет. Никто не сможет обвинить его в том, что он не пытался. Наверно, они просто встретились слишком рано, когда еще не поняли окончательно, чего оба хотят от жизни. Так бывает. Не руки же на себя накладывать из-за этого.

Марат быстро шел по улице, вжав голову в плечи, не обращая внимания на то, что промок насквозь. Какая разница? И в тот момент, когда к нему пришло это понимание – понимание того, что бегает он, по сути, кругами вокруг квартиры, где осталась Рита, – он уяснил, что никуда без нее не уедет. Он жить, дышать без нее не может. Какая, к черту, разница, кто она, чем она занимается? Все это не имеет никакого значения просто потому, что он больше не сможет без нее. Кем угодно – только бы вместе.

Ладно. Он придумает что-нибудь. Устроится на любую работу – сторожем, грузчиком, асфальтоукладчиком. Снимет комнату, халупу, сарай – что угодно. Он найдет способ зацепиться здесь, раз ей так необходимо остаться. Он больше не упрекнет ее. Он забудет, сотрет из памяти эти слова, которые она бросила ему в пылу спора. Ему не нужно даже ее извинений, не нужно прощать ее – потому что это тоже больше не важно. Он просто знает, что больше не сможет без нее жить – только и всего.

Марат четко, по-военному, развернулся на каблуках и зашагал обратно. Квадратный, сбегавший вниз двор, не работающий фонарь у палисадника, деревянная дверь подъезда, широкая лестница с лакированными перилами, дверь квартиры.