Шрифт:
Господи, какая чушь!
Она с трудом поднялась с кровати, прижимая ко лбу холодную, покрытую липкой испариной ладонь. К горлу подкатила тошнота. Рита добралась до подоконника, распахнула окно и несколько раз глубоко и жадно вдохнула теплый летний воздух. Да что же с ней такое? Она всегда относительно легко переносила похмелье, почему же сейчас ей так омерзительно? Неужели стареет?
В брошенной у кровати, прямо на полу, сумке тренькнул мобильник. Рита, чертыхнувшись, отошла от окна и, не глядя, нашарила среди вороха вещей телефонный аппарат. Кто еще жаждет повидаться с ней этим кошмарным утром?
Номер отправителя эсэмэски на экране не высветился. Сообщение отправлено было с интернет-сайта. Что еще за анонимные поклонники?
Она открыла сообщение и, оцепенев на мгновение, уставилась на пересекавшую экран короткую строчку: «В Луанде море темно-серое, как мокрый асфальт».
По спине, вдоль позвоночника, побежали мурашки. Сердце забилось так, словно собиралось выскочить из горла. Марат… Опять он где-то, на краю земли. Жарится под беспощадным солнцем в своей жесткой униформе, стреляет, падает в пыль, прикрывает голову шлемом. И думает о ней, пишет ей эту садистскую ерунду о море… Ублюдок!
Господи, ведь он жив, он существует где-то, улыбается, щурится, прикусывает кончик большого пальца. А она…
К черту! Даже если он никогда больше не приедет, не позвонит, не позовет ее. Он просто есть где-то, а значит, она не может… Что она вообще делает в этом доме, в этой тошнотворно-фисташковой спальне, с этим человеком? Нужно все отменить, пока не поздно! Нужно…
Рита подскочила на ноги, пробежала по прохладному деревянному полу и вдруг остановилась, согнулась пополам от судороги, родившейся где-то внизу живота. Ее снова скрутило тошнотой, и она едва успела добежать до ванной комнаты и рухнуть на колени около унитаза, прежде чем ее вывернуло наизнанку. А потом долго еще не могла отдышаться, чувствуя, как что-то давит на диафрагму и вдоль позвоночника стекает струйка отвратительного холодного пота. Что же с ней происходит? Как будто собственное тело взбунтовалось против нее, как будто она…
Черт! Она поднялась на ноги, склонилась над раковиной, плеская в лицо холодной водой, с трудом пытаясь прикинуть прошедшие месяцы, посчитать дни, недели… Господи, ну конечно. Она ведь беременна. Только полная идиотка могла не догадаться, не понять, забыть… О нет!
Беременна от Бориса. И Марат никогда не вернется. И она уже не принадлежит себе, все ее порывы, метания и сомнения не стоят ничего перед поселившимся где-то внутри инопланетянином. Он ни в чем не виноват, и она не имеет никакого права не принимать его в расчет, раз уж сама оказалась такой кретинкой.
Рита с силой прикусила костяшки пальцев, часто задышала, приходя в себя, стараясь свыкнуться с новостью, на которую умудрилась так беспечно не обращать внимания весь последний месяц. Кто бы что ей ни говорил, но платить долги она умеет. А перед этим существом она в долгу. В долгу хотя бы потому, что допустила его возникновение.
Справившись с колотившимся сердцем, она умылась, сколола волосы на затылке, накинула на плечи тонкий белый шелковый халат и вышла из спальни.
– Катя! – позвала она все еще слегка слабым, но уже решительным голосом.
Горничная появилась в коридоре, как будто все это время чутко дежурила где-то, ожидая, когда наконец хозяйка соблаговолит выйти из спальни.
– Катя, маникюрша все еще здесь? – спросила Рита. – Скажите ей, что я сейчас спущусь. И, пожалуйста, позвоните в ресторан и распорядитесь, чтобы завтра на столах не было лилий. У меня на них аллергия, а лекарства принимать я теперь некоторое время не смогу.
Часть IV
1
итмичная музыка гремела, казалось, прямо в голове. Упругие звуки духовых инструментов отскакивали от стен старинных домов и чисто выметенной мостовой. Бряцали литавры, рассыпались звоном тарелки, мерно бухал большой барабан. Само яркое летнее солнце, казалось, шагало по крышам и вершинам темно-зеленых деревьев в такт раздававшихся маршей.
Рита придвинула стул ближе к балюстраде длинного, полукругом опоясывающего здание балкона и облокотилась на перила. Локти ее сразу же утонули в зелени украшавших карниз цветов, росших прямо в подвешенных к перилам плоских длинных корзинках. Нежные прохладные лиловые и фиолетовые лепестки приятно щекотали кожу.
Внизу, под балконом, чеканным строевым шагом двигались отряды военных. Рядом с Ритой на балконе разместилась пожилая американка, наверное, туристка, в мятых белых шортах и полотняной панаме, из-под которой торчали во все стороны седые завитки. Она поерзала, удобнее устраиваясь на плетеном стуле, и обратилась к Рите по-английски:
– Вы не знаете, во сколько начнется фейерверк?
Рита пожала плечами:
– Не знаю. Наверное, как только стемнеет.
Она говорила по-английски достаточно бегло, без напряжения. Пять лет жизни с Борисом включали в себя, кроме прочего, постоянные разъезды по миру – то необходимые для работы мужа бизнес-визиты, то заезды в гости к его многочисленным друзьям, разбросанным по всему миру, то просто совместные семейные развлекательные поездки. Даже медицинское обслуживание, когда дело касалось чего-то серьезного, Рита предпочитала теперь получать в Штатах. Хочешь не хочешь, пришлось выучить язык.