К городу подошли в полночь. За крепостной стеной стучали колотушки обходчиков и полаивали собаки.

Четверка подошла к дому, где несколько месяцев назад Анри обменял глиняный кувшин на серебряную монету.

Анаэль шел по тропке так быстро, что его спутники стали нервничать. Вода в ручье замерзла лишь у берегов, луна освещала его таким образом, что, казалось, у противоположного берега затоплена сабля из светлой сирийской стали.

— Тихо! — поднял руку Анаэль.

Все казалось в порядке — ни подозрительного звука, ни сомнительной тени.

— Заряди самострел, — велел Анаэль Луриху, — и дай мне.

— Это мой самострел, я его никому не даю.

— Тогда становись позади, и если собака бросится — не промахнись.

— Я не промахиваюсь, — сказал Лурих.

— Почему говоришь, что собака… — прошептал Кадм. — Ты здесь бывал?

— По-соседски.

Анаэль открыл кинжалом калитку в глинобитной стене и негромко позвал:

— Чум, Чум!..

В пахучей глубине двора зародилось движение, что-то грохнуло, и перед Анаэлем появилась громадная собачья голова, изрыгающая белый пар.

— Чум, Чум! — пес на мгновение замер, а после радостно взвизгнул. Над ухом резко присевшего Анаэля свистнула короткая стрела и угодила собаке в пасть.

Через несколько секунд в доме красильщика Мухаммеда уже хозяйничали ночные гости. Красильщик валялся на полу в изодранной рубахе и клялся, что ни денег, ни чего-либо ценного в доме нет. Лурих приволок за волосы из дальней комнаты онемевшую от ужаса дочь и бросил ее на пол рядом с отцом.

— Подумай, старик, что мы можем с ней сделать…

Красильщик причитал и бился лбом об пол. Дочь икала от страха.

Анаэль стоял тут же, не выходя в круг, освещенный масляной лампой. Наклонившись к уху Кадма, он сказал:

— Спроси, где вторая дочь.

— Слава Аллаху, я выдал ее замуж.

Не дослушав, Анаэль выскользнул во двор к красильне.

В ноздри ударил незабываемый запах. Вот эта стена. Анаэль торопливо ее ощупал, отыскивая тайник. Поддается! Он сунул руку в отверстие и вынул крупный кошель из ковровой ткани. Громко чихнул, сорвал с пояса мешок, пересыпал туда половину монет, а остальное вернул на место.

За спиной что-то загремело. Кадм ворвался в красильню.

— Эй, ты где?! — раздался его бешеный шепот.

— Здесь.

В это время Лурих, орудуя кочергой, разламывал в доме печь. От пыли и сажи нечем было дышать. Старик лежал на полу в крови. Дочь его сидела, закрыв лицо обеими руками.

Увидев тайник, Кадм искренне обрадовался.

— Как догадался?

— У меня нюх.

Кадм, урча, перебрал монеты, взятые из кошеля.

— Здесь даже золотые.

Появился Лурих, перепачканный сажей и паутиной.

— Надо уходить.

— А хозяева? Прирезать?

— Можно прирезать, — спокойно сказал Анаэль. — Но зачем?

— Они поднимут шум, за нами кинутся стражники.

— Достаточно их связать.

Весельчак Анри не скрыл удивления.

— Ну что ж, — сказал он, отделив от денег красильщика свою долю, — если бы ты не сам устроил себе проверку, я бы, наверное, мог тебе доверять.

Анаэль понял, что все остается по-прежнему, но теперь знал что делать.

На следующее утро Анри отбыл на встречу с покровителем шайки.

После его отъезда разбойники разбрелись на охоту за дичью в лесу и на людей по дорогам. Кто-то ушел за топливом для костра. Анаэль остался в подвале один. Здесь никто за ним не следил.

День получился без прибыли. Предстояло лечь спать не евши. Люди ворчали. Анаэль сказал Кадму во всеуслышание:

— Но есть же деньги. Можно купить жратвы. Анри чего-нибудь привезет.

Раздался хохот. Анри?.. Привезет?..

Кадм зашипел. Мол, я же тебе объяснил!

— Нет, — громко сказал Анаэль, — кто видел благодетеля, которому, по твоим словам, Весельчак возит дань? Но если он существует, то глуп. Любой пастух стрижет овец, когда на них вырастет шерсть, а не морит их голодом и не дерет с них шкуру.

— Урод говорит правильно, — проворчал кто-то в углу.

— Заткнись, — зверским шепотом сказал Анаэлю Кадм и тронул кинжал.

Анаэль как будто завелся.

— Этому благодетелю, будь он проклят, на нас начхать. Мы для него, как черви… Если он все-таки есть.

Тут не выдержал Лурих, он заорал:

— А что — его нет? Анри нас морочит?

Народ загудел. Многие встали.

— Обвинения надо доказывать! — прозвучал вдруг голос Весельчака Анри.

Он вошел незаметно.