Шрифт:
Впрочем, предоставлю судить обо всем этом читателю. Приведу здесь полностью сам сопроводительный текст Лотмана к статье [Постников2], опуская лишь дословную передачу «некоторых предварительных суждений», которые слишком пространны, чтобы их цитировать полностью:
Статья лауреата Ленинской премии проф. М. М. Постникова и доктора физ.-мат. наук А, Т. Фоменко вновь возвращает наше внимание к старым, но все еще не осмысленным работам Н. А. Морозова и дополняет их, с одной стороны, современной математической методой анализа, а, с другой, рядом исключительно интересных наблюдений исторического характера, еще ждущих своих объяснений.
Как известно, Н. А. Морозов, обнаруживая, в одних случаях, несоответствия между описаниями некоторого факта в документах (например, солнечного затмения) и восстанавливаемой реальной (в данном случае, астрономически) его картины, а в других, — поразительные совпадения в описании событий различных эпох, приходил к парадоксальному выводу об исключительно широкой фальсификации документов, якобы, имевшей место на протяжении истории человечества. На основании этого Н. А. Морозов склонен был отрицать какую-либо достоверность традиционных представлений о целых исторических эпохах, например, об античности.
Последующая научная традиция отмахнулась от выводов Морозова и заодно оставила без рассмотрения его наблюдения. Публикуемая статья еще раз ставит перед нами вопрос о неправомерности этого.
Суждений этих два и мне они не кажутся – пусть даже вежливо-иносказательными отрицаниями самого подхода московских математиков к истории. В первом из них автор пишет:
Данные о том, что ни одно затмение до середины IV века н.э. не подтверждается астрономией и 75% ею безусловно отвергаются, а после этого рубежа почти все они соответственно подтверждаются, равно как и то, что реальные характеристики затмений, описанных Фукидидом, соответствуют лишь событиям XII века н.э., звучат весьма впечатляюще. Однако не следует забывать, что в одном ряду статистических подсчетов как сопоставимые берутся данные из документов весьма различной семиотической природы. Между тем именно от этого зависит «коэффициент искажения». Известно, что с текстами с сильной степенью мифологизации связано стремление к гиперболизации событий. При этом составитель документа ставит перед собой цель предельно идеализировать изображаемое событие, а не «точно» его описывать. Стремление усиливать степень стихийных бедствий, увеличивать число погибших при сражении входит в ритуал составления текста. В этих условиях расхождение документального и астрономического описания может свидетельствовать не о фальсификации или позднем происхождении, а именно о раннем создании, о принадлежности ко времени, когда поэтизация ценилась выше чем фактичность. Статистическому подсчету затмений должен предшествовать семиотический анализ каждого источника.
Как сам этот текст, так и приведенный вслед за ним пример такого семиотического анализа следует скорее рассмотреть как предложение по углублению критического метода. Во втором суждении Лотман приводит множество разного рода примеров о повторах в истории, которые никак не снимают тематики хронологических повторов. Он пишет:
Трудно объяснимые повторяемости в истории давно уже привлекали внимание. Историк I–II вв. н.э. Плутарх писал: «Поскольку поток времени бесконечен, а судьба изменчива, не приходится, пожалуй, удивляться тому, что часто происходят сходные между собой события».
Следует обратить внимание на весьма распространенные случаи текстового удвоения, например, появление песни об убийстве Иваном Грозным сына до реализации этого события или легенд и слухов о казни Петром I царевича Алексея задолго до того, как их реальные отношения были чем-либо омрачены Особенно интересно, что речь идет об исторических эпохах, сравнительно мало удаленных.
Не скрывая своего сомнения в конечном успехе тогда еще только делавшей первые свои шаги по возрождению поднятой Морозовым критической тематики, Лотман в заключение пишет:
Нам кажется, что уязвимым местом восходящей к Н. А. Морозову системы рассуждений является то, что исторические события рассматриваются как взаимно независимые, между тем, как это отнюдь не является очевидным. Позволим себе пример. Если рассматривать некоторый сложный кристалл как случайное скопление молекул, то вероятность появления другого точно такого же будет настолько низкой, что столкнувшись с подобным фактом, естественно предположить, что перед нами — сознательно изготовленная копия, и признать один из кристаллов «подлинным», а другой «фальсификацией».
Статья М. М. Постникова и А. Т. Фоменко убедительно показывает нам, как много «кристаллов истории» остаются для нас еще загадкой (исключительно впечатляют, например, «династические параллелизмы»). Однако, возможно, что решения вопросов, которые ставят перед читателями авторы, пойдут не совсем в том направлении, которое было намечено Н. А.Морозовым.
В какой-то мере последние слова можно считать пророческими. Ибо развитие пошло действительно не по предлагавшемуся Постниковым пути, который наметил Морозов, а по более радикальному пути Фоменко и Носовского, тоже опирающихся на результаты Морозова, но отвергающих часть из них как слишком сильно завязанные на веру в честность католических историков. Хотя, скорее всего, Лотман надеялся на пробуждение среди традиционных историков, которые могли бы внести важный вклад в объяснение противоречий внутри ТИ. Они этого не сделали и направления Морозова и Фоменко являются сейчас ведущими в российской исторической аналитике. О западной исследовательской работе в этом направлении Лотман не знал, а в момент написания процитированных строк еще и не мог знать.
Гимн высокой культуре предысторического общества
Предрассудок! Он обломок
древней правды. Храм упал;
а руин его, потомок
языка не разгадал
Баратынский
Наряду с анализом сохранившихся древних языков существует еще и другой путь познания умственного мира человека дальнего прошлого – путь теоретический. Именно теоретические посылки с опорой на логику вещей и является основным методом оценки археологического материала в случае предыстории и вообще бесписьменной истории. В качестве интересного примера теоретического анализа бесписьменного общества хочу привести здесь размышления Юрия Михайловича Лотмана, опубликованные им в статье «Альтернативный вариант: бесписьменная культура или культура до культуры?» [Лотман1].
Но сначала хочу отметить, что современные исследователи отодвигают возникновение письменности и вообще знаковых систем в глубь предыстории. Причем, отметить это на фоне известного читателям резкого хронологического сокращения традиционного исторического пространства и уже описанного в главе 4 сокращения предыстории в десятки и сотни раз. На этом фоне возникновение письменности снова попадает в промежуток, которая ТИ сегодня отводит под классические цивилизации древности, но в совсем ином контексте.
Ю. Лотман, не будучи уверен в том, что высокоразвитые бесписьменные цивилизации вообще когда-либо на нашей планете существовали (у него оказался только один претендент на такое явление: доинкские цивилизации Америки), постарался представить себе характерные черты такой культуры, причем представить их себе глазами семиотика. Ведь для исследователя предыстории интересен сам феномен бесписьменной культуры безотносительно к достигнутым ею культурным или цивилизаторским высотам. Лотман ставит вопрос о том, как выглядит коллективная память в бесписьменном обществе и выводит свои представления о ней из понимания того набора информации, который для данной культуры играет важную роль.