— Так как ты выяснишь, кто из них был убит нацистами?

— Пока еще не знаю, — ответил он. — Мне придется все это изучать. — Он вытянул вырезку на немецком.

— Изучать?

— И пытаться найти что-то общее. Какую-то причину.

Прищурившись она посмотрела на него.

— Только потому, что тебе позвонил тот мальчик, а потом исчез?

— Спокойной ночи, Эстер, дорогая.

Она отошла от стола.

— А вот я бы писала статьи и зарабатывала деньги.

— Пиши, я буду их подписывать.

— Ты хочешь что-нибудь поесть?

Он покачал головой.

Несколько вырезок сообщили о смертях, которые ничем не бросались в глаза, походя на всех прочих; часть скончавшихся была то значительно старше, то младше обусловленного возраста. Много среди них было торговцев, фермеров, бывших промышленных рабочих или просто бродяг; кое-кто стал жертвой соседей, родственников, хулиганских нападений. Он то и дело, пользуясь увеличительным стеклом, залезал в словарь: «makelaar in onroerende goederen» — это «агент по продаже недвижимости», a «tulltjargteman» — таможенник. Варианты, которые следовало бы рассмотреть, он откладывал налево, все прочие направо. Много слов в вырезках из Дании ему удалось найти в норвежско-немецком словаре.

Когда день давно уже перевалил на вторую половину, он наконец просмотрел последнюю вырезку, положив ее направо.

Осталось одиннадцать сомнительных случаев.

Вырвав из блокнота список их, он начал чистый лист, располагая случаи по датам гибели людей.

Трое отошли в мир иной 16 октября: Хилери Чамбон в Бордо; Дюрнинг Эмиль в Гладбеке, городке неподалеку от Эссена и Ларе Перссон из Фагерсты в Швеции.

Зазвонил телефон; трубку сняла Эстер.

Двое 18-го: Гутри Малькольм в Тусоне…

— Яков? Снова из Маннгейма.

Он снял трубку своего аппарата.

— Говорит Либерман.

— Здравствуйте, герр Либерман, — сказал мужской голос. — Как прошло ваше путешествие? И выяснили ли вы причину девяноста четырех убийств?

Он сидел, застыв на месте и глядя на ручку, которую держал перед собой. Ему уже доводилось слышать этот голос, но он не мог припомнить, при каких обстоятельствах.

— Кто говорит, будьте любезны? — спросил он.

— Мое имя Клаус фон Пальмен. Я слушал ваше выступление в Гейдельберге. Может, вы помните меня. Я еще спросил у вас, в самом ли деле проблема носит только гипотетический характер.

Ну, конечно. Тот толковый светловолосый молодой человек.

— Да, я вас помню.

— Подсказали ли вам что-то стоящее в других аудиториях?

— Я больше не задавал этого вопроса.

— Но ведь он не был гипотетическим, не так ли?

Ему хотелось сказать, что вопрос был именно таковым и повесить трубку, но его удержал более сильный импульс: ему захотелось откровенно поговорить с человеком, который был готов поверить ему, пусть даже это будет недоверчивый молодой немец.

— Не знаю, — признался он. — Лицо, которое сообщило мне эти сведения… исчезло, так сказать. Может, он был прав, а может, и ошибался.

— Так я и предполагал. Заинтересует ли вас известие, что двадцать четвертого октября в Пфорцхейме человек упал с моста и утонул? Ему было шестьдесят пять лет и до ухода на пенсию он служил в почтовом ведомстве.

— Мюллер Адольф, — сказал Либерман, глянув на свой список. — Я уже знаю о нем и еще о десяти других: в Золингене, Гладбеке, Бирмингеме, Тусконе, Бордо, Фагерсте…

— Ох…

Либерман улыбнулся, глядя на авторучку, и сказал:

— У меня свой источник информации в Рейтере.

— Это просто отлично! А предпринимали ли вы какие-нибудь шаги для выяснения, считается ли нормальным с точки зрения статистики, чтобы одиннадцать гражданских служащих шестидесяти пяти лет умерли насильственной смертью… сколько там прошло времени? — за три недели?

— Есть и другие, — сказал Либерман, — которые были убиты родственниками. И еще те, которых, я не сомневаюсь, Рейтер просто упустил из виду. И из всех их, я думаю, только шесть могут быть теми… тем, чего я боюсь. Что могут доказать шесть непримечательных случаев? И кроме того, кто ведет такую статистику? По насильственным смертям на двух континентах, с учетом возраста и прошлых занятий? Господи, да может быть, сначала стоит выяснить, что такое «норма с точки зрения статистики». Опросить не меньше дюжины страховых компаний. Я не могу тратить время, списываться с ними.

— Обращались ли вы к властям?

— Кажется, именно вы указали, что в наши дни их не интересует поиск беглых нацистов, не так ли? Я пытался говорить, но меня даже не слушали. Можно ли их осуждать, если на деле я мог им сказать только, что, может быть, люди будут убиты, но я не знаю, по какой причине?

— Значит, мы должны выяснить эту причину и путь к ней лежит в расследовании отдельных случаев. Мы должны расследовать обстоятельства этих смертей и, что более важно, всю подноготную погибших — что они собой представляли, что у них было в прошлом.