Все же солдаты продолжали брести, пока не подошли к поляне, за которой залегли смертоносные цепи врагов. Тут они остановились, прячась за деревья, цепляясь за стволы так, словно им грозил водяной вал. В их глазах застыл недоуменный ужас: неужели это светопреставление началось из-за них? Шквальный огонь насмешливо подчеркивал их значительность. Люди явно забыли, что пришли сюда собственными ногами: их словно притащили волоком. Они стали похожи на животных, не способных в решающую минуту осмыслить, каковы были те мощные причины, которые побудили их к действию. Многие вообще перестали что-либо понимать.

Стоило им остановиться, как лейтенант опять начал выкрикивать проклятия. Не обращая внимания на злобные угрозы пуль, он уговаривал, распекал, осыпал бранью. Его пухлый, сохранивший детские очертания рот уродливо растягивался и дергался. Он поминал всех богов, каких только мог придумать.

Вдруг лейтенант схватил юношу за локоть.

— Вперед, ты, болван! — заорал он. — Вперед! Если мы будем здесь болтаться, нас всех перебьют! Перебежим через эту поляну, а там… — Конец фразы утонул в буйном потоке ругательств.

Юноша протянул руку.

— Через эту? — Рот его искривился в гримасе сомнения и боязни.

— Ну да! Только перебежать через поляну. Нельзя болтаться здесь! — взвизгнул лейтенант. Он вплотную приблизил лицо к лицу юноши и взмахнул перевязанной рукой. — Вперед! — Словно собираясь бороться с ним, он крепко обхватил его. Казалось, он готов тащить его в атаку за ухо.

Внезапно солдатом овладел неудержимый гнев. Он вырвался и оттолкнул офицера.

— Тогда покажите пример! — вызывающе крикнул он.

Они побежали вдоль цепи. Друг юноши бросился за ними. Остановившись перед знаменосцем, все трое заорали:

— Вперед! Вперед! — Они приплясывали и вертелись, как дикари, которых пытают.

Покоряясь призыву, знамя склонило свое сверкающее полотнище и поплыло. Искалеченный полк, мгновение поколебавшись, издал долгий жалобный вопль и снова двинулся в путь.

Солдаты бежали беспорядочным стадом, состоявшим из горсти людей, брошенных кем-то в лицо неприятелю. Навстречу им сразу прыгнули желтые языки. Синий дым повис непроницаемой пеленой. Грохот стоял такой, что уши стали попросту бесполезны.

Юноша несся, как одержимый, надеясь добраться до леса раньше, чем его найдет пуля. Чтобы удобнее было бежать, он втянул голову, точно футболист, и даже опустил веки. Все расплывалось в его глазах, в уголках губ, пульсируя, пузырилась слюна.

Он неустанно подгонял себя, а тем временем сердце его наполнялось любовью, отчаянной нежностью к знамени, которое было совсем рядом с ним. Прекрасное, непробиваемое, оно было блистающим божеством, склоненным к нему с повелительным жестом, оно было алой и белой женщиной, ненавидящей и любящей, зовущей юношу голосом всех его надежд. И, веря в неуязвимость знамени, наделяя его магической силой, он старался держаться поближе к нему, словно оно защищало от пуль, и беззвучно, жалобно молил о спасении.

В разгаре этой скачки он увидел, что сержант-знаменосец вдруг отпрянул назад, словно его стукнули дубиной; колени его начали дрожать, он пошатнулся, но не упал.

Юноша, подскочив, схватил древко. В ту же секунду в древко с другой стороны вцепился друг юноши. Каждый тянул к себе, упрямо и яростно, но знаменосец и мертвый не хотел отдавать то, что было ему вверено. Эта жуткая схватка продолжалась несколько мгновений. Мертвец, весь скрючившись, с нелепым, страшным упорством не выпускал древка.

Через секунду все было кончено. Когда живые с бешенством вырвали знамя у мертвеца, он, склонив голову, начал падать вперед. Его костенеющая рука высоко взлетела и, негодуя, упала на плечо не успевшего отстраниться друга юноши.

Когда, не выпуская из рук знамени, друзья оглянулись, перед ними был уже не полк, а жалкая толпа людей, понуро бредущих назад. Солдаты, которые бросились в атаку со стремительностью снарядов, уже израсходовали всю энергию. Они отступали, хотя и медленно, полуобернувшись к рычащему лесу и стреляя из раскаленных винтовок. Офицеры, пытаясь остановить людей, истошно орали.

— Куда, к черту, вас несет? — с беспредельным презрением взвизгивал лейтенант, а рыжебородый офицер гудел громоподобным басом:

— Стреляйте в них! Стреляйте в них, будь они прокляты!

Противоречивые и неисполнимые приказы со всех сторон сыпались на головы солдат.

Юноша и его друг поспорили из-за знамени.

— Давай мне!

— Нет, я сам понесу!

Каждый втайне хотел, чтобы оно было у другого, однако считал долгом тянуть его к себе, демонстрируя таким образом свою готовность рисковать за него жизнью и впредь. Юноша грубо оттолкнул друга.