чувство матери к ее первенцу.

Я не очень люблю верлибр - свободный

стих. Распространенное мнение, что, лишенные

строгого ритма и рифмы, верлибры

держатся внутренним напряжением, всегда

казалось мне спорным. Но вот, мастер безукоризненного

ритма и ласковой рифмы ( « Своею

ласкою поэта» «Ты, рифма, радуешь одна. » –

Евг. Боратынский), Ф.И. берет меня за душу и

долго не отпускает выдохнутой верлибром исповедью,

подлинней и заразительней которой

я не могу припомнить в современной поэзии:

Я вспоминаю вечер,

Как самого лучшего друга,

Когда ты прошла вдоль берега,

И я увидел тебя.

Целую пыльную пристань!

Где мы с тобой познакомились.

Целую трап неустойчивый!

По которому мы прошли.

Его убрали за нами,

Как будто отрезали разом

Вечное, чистое, девичье

Стремление отступать.

Но отступать уже некуда,

Но отступать уже поздно,

Но отступать уже незачем,

Собственно говоря...

Я вспоминаю твой облик -

Решительный и беспомощный.

Я вспоминаю твой облик -

Торжественный и смешной.

Глаза, струящие ясность.

Ноги - два стройных стебля.

Длинные, смуглые руки,

Слабые руки птенца.

И только одна защита

В тяжелой копне за плечами.

Единственная защита

В тяжелой копне волос,

В которой запутался ветер,

В которой запуталось солнце,

Тем более, что ж тут странного,

Что в ней запутался я.

Теперь буду знать, чем держатся настоящие

верлибры. Они держатся любовью...

Немного о нашем герое, каким он был тем

памятным летом...

Он давно не мальчик, ему тридцатый год.

За его плечами сухумская средняя школа,

оконченная с золотой медалью, литинститут,

журналистская работа в России и в Абхазии.

У него вышли две книги стихов, он еще не начал

писать прозу. В нем перемешались две кипучие

крови: абхазская и персидская. В одну

из непонятных национально-очистительных

кампаний его отец Абдул Ибрагимович, перс

по происхождению, был вынужден уехать в

Иран, оторванный волею судеб от любимой

жены и троих детей (Фазиль - младший). Но

большая семья, со стороны отца городская,

со стороны матери сельская, без лишних слов

приняла и воспитала последыша, а последыш

возьми и окажись первостепенным литературным

талантом.

Я знаю ксенофобов, которые о таких, как

Ф. Искандер, говорят: вот и писал бы на своём

абхазском или каком там еще языке, а русский

оставил бы нам, русским. На это Фазиль отвечает

спокойно, с достоинством, абсолютно

уверенный в своём праве на участие в культуре,