— Я слышал, — сухо заметил он, — что гадалки могут предвидеть будущее по ладони. Что, по твоему мнению, я вижу на твоей ладошке?

Ее ладошка буквально утонула в его огромной ручище, она казалась слабой и бледной по сравнению с его загорелой кистью. Этот загар заставил ее задуматься о долгих днях, проведенных им на борту корабля, о рискованных путешествиях, диких зверях и опасных мужчинах с абордажной саблей в руке. Она чувствовала исходящий от него жар, и ей казалось, будто он буквально излучал тепло всех солнечных лучей, которые впитал во время дальних странствий.

— Я выгляжу маленькой, — заметила Кейт. И хрупкой. Фарфоровой статуэткой, которую хочется отставить в сторону, оберегать, боясь, что она разобьется или сломается. Именно это в ней всегда видели окружающие, и именно так к ней и относились.

— Ты представляешься мне изящной, — поправил он. — Изящной и одновременно упрямой и неукротимой. Я не вижу трепета в твоих руках, Кейт. В них нет страха, нет слабости и малодушия.

— Но я…

— И когда я смотрю в твои глаза, — продолжал Нед, — мне кажется, что ты непреклонна, как карающий ангел. — Он обхватил рукой ее маленькую ладошку, ее пальцы сложились в слабый кулачок в его широкой горсти. — Твои чувства, — уверенно сказал он, — это твои чувства. И если ты будешь таить их глубоко в груди, никто и никогда не увидит их на поверхности.

Говоря это, Нед склонился к ней еще ближе. Последние его слова с каждым его выдохом приятно щекотали ей кожу.

— Никому не надо видеть правды. Но я хочу этого, — едва слышно прошептал он.

Кейт повернула голову и посмотрела ему прямо в глаза. И это уж точно было ошибкой, потому что если ее желудок и до того скрутило в тугой узел, то этот узел вырос буквально до размеров гордиева, едва только она взглянула в его лицо. Кейт не могла от него оторваться, и когда попыталась сделать это — когда отвела глаза в сторону, — его глаза немедленно уставились на его губы. Сильные и гладкие, властные и нежные.

Кейт ощутила странный трепет внутри. У нее не было чувства, что он хочет поцеловать ее — нет, ей показалось, что он уже поцеловал. Ее губы уже горели от его жарких слов. Кожа ее пылала от самой возможности его близости. И не важно, какой бы практичной она ни уговаривала себя быть, все ее рациональные мысли и чувства испарились от одного только звука его голоса.

Когда Кейт раскрыла свои губы и привстала на цыпочках, поворачиваясь в его объятиях, это обозначало, что она лишь довела сказанные им словам до их логического завершения.

Она поцеловала его не потому, что хотела, чтобы он опустился перед ней на колени, а потому, что он поднял с колен ее. Кейт отведала его вкус, и в нем была соль, и мужество, и сила, которую настоящая женщина может использовать должным образом. И он поцеловал ее в ответ.

Нед оторвался от ее губ.

— Нет, Кейт, — тихо промолвил он, — я не хочу пугать тебя. Не хочу, чтобы ты меня боялась. Я хочу лишь смотреть на тебя и видеть, наконец, то, чего я был лишен долгие годы. Ты — проклятая валькирия.

Он снова повернул ее к зеркалу. Кейт была готова расплакаться.

Она не хотела этого — не хотела, чтобы ее тайные мечты стали явью, не хотела снова надеяться. Но было слишком поздно. Она уже неудержимо стремилась ко всему этому. Неудержимо стремилась к нему.

— Это неправда. Я боюсь, — честно призналась она. — Если бы я была валькирией, то не испытывала бы страха. Я не чувствовала бы ничего подобного.

— В древних сказаниях, — ответил Нед, и она своей кожей словно ощутила резкие, шершавые интонации его голоса, — героини всегда побеждают дракона и отрубают ему голову. Мирные селяне радуются и жгут костры, и тьма больше никогда не возвращается, чтобы поглотить их землю.

Кейт чувствовала прикосновение его руки, теплое и властное.

— Но это, — продолжал он, — лишь легенды и сказки. В действительности…

Нед криво улыбнулся ей в зеркале. В его выражении было что-то озорное, дерзкое, словно он собирался открыть ей великую тайну, которая столетиями тщательно скрывалась. Она невольно прижалась к нему теснее.

— В действительности, — прошептал он, — драконы никогда не погибают, и эти шуты в громоздких доспехах с огромными мечами не могут сразить их. Настоящие герои укрощают своих драконов. Будь это твои страхи или мое… — Он оборвал себя, и грустная улыбка превратилась в широкую усмешку, скрывшую его истинные чувства. И если бы она не следила внимательно за выражением его лица, то никогда не заметила бы этой внезапной перемены.

— Твое?.. — напомнила она.

— Я отправился в Китай, чтобы поразить драконов. Вместо этого я приручил их.

— А я полагала, что ты путешествовал в Китай, чтобы проинспектировать владения Блейкли в Ост-Индской компании, разузнать, насколько соответствуют действительности дошедшие до вас слухи.

Он пожал плечами, и в то самое мгновение Кейт вспомнила, что он сказал: твои чувства — это твои чувства. А каковы были его чувства по этому поводу?

— Да разве имеет значение, почему я уехал? — спросил он. И по-видимому, этот вопрос задумывался им как риторический, поскольку, прежде чем она успела ответить, он продолжил: — Я не могу изменить прошлого. Все, что в моей власти, — возместить его. И если ты по-прежнему вздрагиваешь в моем присутствии, поскольку воспоминания о той боли, что я когда-то тебе причинил, еще сильны в твоей душе, я не могу сердиться. Ты заслуживаешь моего терпения.