Нед прекрасно знал это. С ним это уже случалось.

Кейт улыбнулась:

— Нед, ты позовешь кого-нибудь, чтобы разжечь камин?

Он не вполне представлял себе, что надеялся совершить за эти последние несколько месяцев, но внезапно осознал, что именно ему удалось ей дать. Насыщение без удовлетворения, иллюзию близости без окончательного соития тел.

И теперь, когда все кончилось, она стала осознавать, что не осталось ничего, кроме охватившего ее холода. Нед заметил в зеркале, что она дрожит.

— Нет, — тихо ответил он. — Я не сплю при зажженном камине.

Кейт села на кровати и удивленно на него уставилась:

— Некоторые люди живут без комфорта. Обычно это случается потому, что они не могут себе его позволить.

И это правда. Он не мог позволить себе слишком много комфорта — любого комфорта, который бы нарушил заведенный им для себя специальный режим. Комфорт был его врагом. Комфорт — это самодовольство. Комфорт убаюкивал его, исподволь внушал, будто ему вовсе и не обязательно беспокоиться о своем будущем.

Кейт обиженно фыркнула:

— Ты не спишь при зажженном камине? Это твое дело, но я-то сплю.

Значение этого утверждения было очевидным. Кейт намеревалась остаться с ним, хотела лежать подле него в кровати и всю ночь соблазнять его прикосновениями своего тела, исходящим от ее кожи ароматом сирени. Было бы так легко поддаться ей, позволить себе окунуться в ее теплоту и негу. Это легко, легко до того самого момента, когда это перестанет быть таковым.

Но было бы слабостью зажечь огонь только потому, что в комнате немного прохладно. Точно такой же слабостью, как и поддаться своему желанию близости лишь потому, что женщина и сама чувствует возбуждение.

Кейт смерила его взглядом:

— Ты мне не ответил. Это означает, что ты хочешь, чтобы я ушла?

— Не совсем.

Кейт запахнулась в свой полупрозрачный наряд.

— Что ж, мне больно это слышать.

Она призналась ему в этой боли легко и непринужденно, словно не заботясь о том, что он мог о ней подумать. Нед почувствовал уколы недостойной его ревности.

Как раз накануне отъезда в Китай он присутствовал на одной из встреч, организованных его поверенным, чтобы нанять управляющего. Нед не имел понятия, какие вопросы следует задавать кандидатам, что требовать от них, помимо рекомендательных писем, в которых и так достаточно подробно описывался их характер и профессиональные качества.

Его поверенному, однако, надо было чем-то заполнить время встречи. Однако тот не задавал потенциальным наемным работникам вопросы относительно агрономии или скотоводства, как то представлялось логичным Неду. Напротив, поверенный сосредоточился на вопросе, который казался ему безнадежно бесполезным.

— В чем, — честно вопрошал его человек каждого кандидата, — состоит ваша самая величайшая слабость?

Глупый вопрос, не что иное, как приглашение к лживым разглагольствованиям. Ни один человек не скажет: «Я напиваюсь до полусмерти и бью своих детишек». Нет, большинство соискателей изобретали ответы, в которых тщательно избегали даже намека на слабость.

«Я настолько рвусь услужить своему хозяину, — заявил один парень, — что мне порой приходится предпринимать особые меры, чтобы заставить себя не работать в день субботний, в нарушение Господних заповедей».

Другой человек признал, что самой большой его слабостью якобы является страсть к леденцовым карамелькам.

И это было совсем неудивительно. Только идиот или очень храбрый человек признается в своих истинных чувствах. Нед хранил свою главную слабость глубоко внутри себя, тщательно скрывая ее от постороннего взора. Это была бездонная, пугающая его пропасть неадекватности, которую он научился прятать за завесой юмора и веселого нрава. Он почти преодолел эту пропасть за последние несколько лет при помощи того, что леди Харкрофт назвала магическими трюками. Холод ночью. Физические упражнения по утрам. Эти трюки, эта «магия» предназначались для того, чтобы всегда держать себя в руках.

Все лгали о своих слабостях. Все, за исключением Кейт. Она говорила о своем страхе или о своей боли, не задумываясь, словно это было для нее абсолютно естественным делом.

И она не просто признавала свою слабость. Кейт сознавала ее, могла совладеть с ней, а не слабость владела Кейт.

Ей не надо было ходить вокруг нее на цыпочках. Не надо было прикладывать неимоверные усилия, чтобы получить над ней контроль и удержать ее. Кейт легко говорила обо всем вслух.

Она внимательно посмотрела на него, и Нед внезапно осознал, что молчал все это время.

Он хотел, чтобы она осталась. Он хотел владеть не только ее телом, но и ее непринужденным самообладанием. Чувствовать, как ее сила вливается в него, ощущать ее подле себя, рядом. И всего-то нужно было для этого — зажечь лучину от свечки или масляной лампы и развести огонек в камине.

Кейт не понимала, что значит для него этот ничтожный огонек. Она видела в огне лишь свет и тепло, а не предательство самоконтроля. Ей не узнать того, что он так страшился, ей не нужно было сражаться с подступающей исподволь тьмой.