Замедление времени спасло его от мук отсчета утекающих эпох, но ничто не могло избавить Ареса от ощущения пустоты и одиночества.

У входа в циклопический зал появились люди, бросившиеся к его трубе бегом.

Выйдя из трубы, Арес без единого слова последовал за ними. Быть может, они передумали. Надежда – почти чуждое ему чувство – шевельнулась в его душе.

Покинув усыпальницу ковчега, они молча двинулись в ночь. Вдали маячил город, равного которому Арес еще не видел. Небоскребы, связанные сетью воздушных мостиков, возносились до небес, а в ночных небесах разворачивалась голографическая реклама, будто демоны, выплясывающие пред ликом луны.

Внезапно один из мостиков рассек взрыв. Другой полыхнул между зданиями, воспламенив оба. Огонь перепрыгивал с башни на башню, отчаянно стараясь перегнать системы пожаротушения. И снова взрыв.

– Что это? – вопросил Арес.

– У нас новый враг, генерал.

Арес едва узнавал мир, на который привел свой погибающий народ и который помог выстроить. Он был чистеньким и сверкающим, но запруженным толпами, и население его во гневе выстроилось вдоль улиц, теснясь, толкаясь, напирая, размахивая плакатами и крича:

«Змеиные ограничения = рабство»

«Эволюция = свобода»

«Настоящий Змей – Арес»

В зале Совета группка имбецилов описала прискорбное состояние возлюбленного мира Ареса. Интеллектуальная дискриминация раздробила общество атлантов, расколов его на две фракции – интеллектуалов и рабочих. Интеллектуалы представляли около 80 % всего населения, насколько мог судить Арес, посвящавших свое время созданию порождений своего разума – искусства, исследований и прочих видов деятельности, смысла которых Арес не постигал, да и не потрудился поинтересоваться их назначением. Остальные 20 % населения – рабочие – зарабатывали на жизнь собственными руками и устали от этого, устали от мизерных зарплат и государства всеобщего благосостояния, неизменно державшего их в состоянии граждан второго сорта.

Суть проблемы заключалась в том, что образование достигло предела развития прирожденного интеллекта. Оба класса по разным сторонам демаркационной линии осознавали, что интеллектуалы всегда будут интеллектуалами, равно как и их дети, а рабочие – наоборот. Браки между классами стали крайне редкими, потому что никто из интеллектуалов не хотел идти на риск, что его потомки угодят в низший класс без надежды на возвращение.

Экономический и социальный раскол все углублялся. Ради поддержания мира предпринимались различные соглашения и сделки. Но в конце концов попытки компромисса провалились, и насилие стало для рабочих единственным средством ведения переговоров.

Экран показал нарастание волнений фракции рабочих, эскалацию протестов до бунтов, хаотических нападок, а там и до организованного терроризма, унесшего тысячи жизней.

Арес вертел эту проблему в голове так и эдак, почти не слушая Номос, председателя Совета.

– Суть проблемы в наших силах поддержания правопорядка.

– А что с ними не так? – поинтересовался Арес.

– У нас их нет уже триста лет. Преступлений было очень мало, и гражданский надзор в сочетании с системами глобального наблюдения привели к тому, что правонарушителей всегда задерживали. Здесь – дело другое. Эти люди готовы отдать жизнь за свое дело – чтобы их дети не терпели таких же лишений, как они.

– Более серьезная проблема заключается в том, – подал голос другой член Совета, – что новые силы правопорядка надо набирать из числа рабочих, а им доверять мы не можем. Они могут свергнуть правительство, захватив полную власть. Полагаю, именно этого-то мы все и боимся, хоть я и единственный, кто осмелился произнести это вслух.

Воцарилось молчание.

Наконец Номос нарушила его:

– Арес, решение, к которому мы пришли, ради которого пробудили вас… проконсультироваться о смягчении Змеиных ограничений.

Арес не сумел подавить свой гнев.

– Эти законы созданы отнюдь не без причины, ради спасения нас от себя самих.

– Мы лишь рассматриваем небольшое смягчение двух из трех ограничений, – подняла руку Номос, – снимающее запрет с генной инженерии – лишь раз, чтобы обеспечить рабочим интеллектуальное равенство. А во-вторых, мы снимем запрет с робототехники, позволим простым служебным дроидам взять на себя весь физический труд. Эти перемены позволят создать единое жизнеспособное общество…

– Если вы, дурачье, откроете в этом мире ларец генной инженерии и робототехники, – вскочил Арес, – вы гарантируете, что мы станем Змеиным миром рано или поздно – даже без вторжения. Это неминуемо. Именно так Змеиная пагуба и возникла в первую голову. Мы просто повторим ошибки предшественников, и поддержать этого я не могу. Погрузите меня обратно в сон, а еще лучше, позвольте мне умереть по-настоящему. Видеть это свыше моих сил.

– А что бы сделали вы?

– Наша проблема крайне проста, – сказал Арес. – Двадцать процентов нашего народа убивают остальных. От них надо избавиться.