Латники пошли впереди пленных. В дверях высокий остановился и обернулся к Занкану:

— И все же я не жалею, что не убил тебя.

Они вышли, и Занкан остался в комнате один. Мерклый свет лучины уже не казался таким зловещим. С его одежды все еще стекала вода.

— Занкан, Занкан! — звали его иудеи.

— Где ты, Занкан, покажись!

А у Занкана не было сил сделать шаг к двери.

Абуласану, похоже, придется провести всю ночь в переднем покое. Он должен знать, что происходит здесь. Удобно устроившись в кресле, он видел всех посетителей амирспасалара. Вот прошествовал молодой человек в рясе. «Странный человек, этот амирспасалар! То рясофоры ходят к нему, то монахини!» Но тут его внимание привлекло выражение лица амирспасалара — еще несколько минут назад зевающий, почти дремлющий Саргис Мхаргрдзели сурово отчитывал молодого рясофора — глаза его, казалось, метали искры. Но вдруг лицо его озарилось улыбкой. «Кого он увидел?» — подумал Абуласан и приметил в конце коридора чью-то фигуру. В бледном свете свечей, укрепленных на стенах, он не мог узнать идущего. Абуласан напряженно вглядывался в медленно приближавшуюся фигуру. И тут его как громом поразило. Он даже приподнялся в кресле, но чья-то рука легла ему на плечо. Над ним стояли два молодых человека в рясах. И один из них не просто положил ему руку на плечо, а надавил с такой силой, что у главного казначея потемнело в глазах. Тем не менее он продолжал вглядываться в фигуру. Да, это был он, Занкан Зорабабели!

Высоко подняв голову, широко улыбаясь, Занкан приближался к амирспасалару. Амирспасалар также с улыбкой приветствовал его. Зорабабели покорно склонил перед ним голову, приложился к его плечу. Амирспасалар, в свою очередь, приложился к плечу Занкана, что-то сказал, а потом точно так же взял его под руку, как некоторое время назад — Абуласана.

Оба направились в конец коридора. Шли не спеша, о чем-то беседуя, порой даже останавливаясь ненадолго. Дойдя до конца коридора, повернули обратно и направились к приемному покою, где над головой главного казначея Грузии стояли два молодых рясофора.

«Что за черт, где я нахожусь, в Сиони или во владениях амирспасалара?» — вертелось в голове у Абуласана. Он злился на себя, не время сейчас думать об этих глупостях, черт с ними, с этими рясофорами, но никакая другая мысль не шла в голову.

Беседующие подошли к приемному покою и на пороге остановились, беседа продолжалась, негромкая, неторопливая. На лицах отражались то улыбки, то удивление.

С чем только не сталкивался Абуласан в течение своей долгой и тревожной жизни, какие только испытания не преодолевал, но такое бессилие, такую растерянность и полное отсутствие способности соображать он никогда не испытывал. Бессилие едва не подвигло его на дерзость — он решил наброситься на тех двоих, что стояли на пороге покоя, и разрубить кинжалом на куски. Он глазами измерил расстояние, разделявшее их, даже провел рукой по рукояти кинжала. И уже собрался было вскочить и с гиканьем, как на поле боя, наброситься на сладко беседующих хозяина и гостя, как молодой человек в рясе с улыбкой спросил:

— Что? — и ничего больше. Второй, стоящий слева, промолчал, только бросил на Абуласана презрительный взгляд.

«Не скрывает своего презрения. И руку держит на рукояти кинжала. Знак того, что боится меня. А трус страшнее храбреца — храбрец не действует сгоряча, а на что может толкнуть страх, никому не ведомо. Этот, — Абуласан посмотрел в другую сторону, — стоит молча, не шевелясь, не поймешь, трус он или храбрец».

Молодой человек, державший руку на кинжале, которого Абуласан причислил к трусам, улыбнулся ему. Абуласан ответил улыбкой на улыбку… и неожиданно принял такое решение, что в иной ситуации оно очень развеселило бы его. Сунув руку за пазуху, он нащупал мошну, полную серебра, и развязал ее. «Кто польстится на серебро, тот мне не страшен. Я справлюсь с тем, кто останется со мной. А если оба бросятся за серебром? Прекрасно! Амирспасалар и иудей будут моими!» — Абуласан вынул из-за пазухи мошну и бросил на пол. Она упала в пяти шагах от него и горсть монет рассыпалась по полу. Ни один из его стражей не дрогнул. Они только с улыбкой переглянулись.

— Серебро! — беспомощно протянул Абуласан.

— Сейчас соберешь или попозже? — тихо спросил тот, кто держал руку на рукояти кинжала. Абуласан не шевельнулся. Он сидел неподвижно, уставившись в одну точку, еле сдерживая ярость, словно то, что сейчас происходило в этом доме, его не касалось. В бледно освещенном коридоре показались два силуэта, которые, приближаясь, сливались в одно целое. Кто они?

Абуласан напряг зрение. Вот они приблизились, медленно, шаг за шагом. Ах! Абуласан узнал Парнавазисдзе и Джорджикисдзе. Вельмож сопровождали два молодых рясофора. Вельможи выглядели потерянными, поникшими. Абуласан почувствовал головокружение. Комната медленно поплыла, потом закружилась. Молодые люди в рясах как будто стали пританцовывать. Главный казначей прикрыл глаза, схватился за ручки кресла и взмолился Господу: не дай мне упасть! Нет, лучше он заколет себя, пронзит кинжалом, чем допустит, чтобы амирспасалар и Занкан увидели его распростертым на полу! Да и соратники его находятся здесь же!

Сколько времени он держал глаза закрытыми? Он не мог сказать… Наконец открыл их, но лучше бы он продолжал пребывать во мраке. Убеленный сединами Парнавазисдзе в полной растерянности медленно снимал с себя пояс с саблей и кинжалом, вот он снял его и, не поднимая головы, передал парням амирспасалара. Джорджикисдзе же стоял, заложив руки за спину, насмешливо глядя на Парнавазисдзе. Амирспасалар негромко произнес несколько слов — Абуласан не расслышал, но увидел, как Джорджикисдзе, убрав с лица насмешливую улыбку, начал снимать с себя пояс с оружием. Рясофоры куда-то унесли сабли и кинжалы соратников Абуласана. А амирспасалар протянул руку Занкану.

«Похоже, прощаются, — подумал Абуласан и бросил косые взгляды на молодых людей, стоявших по бокам, — может быть, настал момент обнажить саблю? Оружие унесено. Если я крикну, Джорджикисдзе не будет стоять сложа руки. Я возьму на себя амирспасалара и Зорабабели, обоих свяжем…»

И, недолго думая, Абуласан с оглушительным криком «Бей его!» вскочил с места, выхватил саблю и с воплем помчался на амирспасалара. Тот повернулся к нему лицом, на губах у него играла усмешка — его обрадовало, что главный казначей голодным диким зверем с занесенной саблей несется на него, но Абуласан так и не добежал до амирспасалара — один из рясофоров сорвался с места и прыгнул ему на спину — тот самый, кто стальными пальцами недавно впился ему в плечо. И сейчас он поступил точно так же, чертов сын! Вскочил ему на спину и, как гиена, схватил его за горло.

Нет, не добежал Абуласан до амирспасалара, у самых дверей рухнул на колени, как бык с вырванным горлом. Не выдержал наскока молодого парня в рясе, его железной хватки. Лежа на полу, он увидел, как Саргис Мхаргрдзели вкладывает кинжал в ножны, а Занкан с грустью смотрит на него. Нога парня в рясе давила ему на спину, прижимая к полу, когда Саргис Мхаргрдзели прощался с Занканом.

Шаги Зорабабели стихли в конце коридора, и воцарилась тишина. Вельможи продолжали стоять молча, опустив головы. Амирспасалар бросил долгий взгляд на лежавшего на полу Абуласана — глубоко сидящие глаза его метали искры гнева. «Ты же умирал, как хотел спать, все зевал и зевал, как столетний старец… Чуяло мое сердце, ты хитрый лис, но я не поверил самому себе».