– Ах, Тео, дорогой, – императрица замерла на пороге, словно в растерянности, – ты не принесешь мне бальзам на травах? – Полуоборот и беспомощный взгляд.

Его высочество кивнул, после нахмурился так, что брови сошлись на переносице, глянул на меня, криво улыбнулся, что должно было, видимо, напомнить мне, что беспокоиться не о чем, и ответил:

– Да, конечно, сейчас.

После чего прошел в открывшееся помещение, свернул в противоположную сторону от притягивавшей мой взгляд террасы, и там, открыв еще одну дверь, начал спускаться по ступеням вниз. В тот же миг императрица, пребольно ухватив за плечо, сказала:

– Вперед, немедленно, чирик!

Последнее восклицание потрясло меня настолько, что, даже не пошевелившись, я изумленно взглянула на ее величество. А та, разъяренно глядя на меня, продолжила:

– Чирик-чирик!

Мое изумление сменилось осознанием, едва вспомнилось сказанное его высочеством: «к слову, кое-какое влияние на вас оказал Рейн, поверхностное, Дэс запретил большее, решив, что вам и так досталось, но теперь, едва на вас попытаются ментально воздействовать, вы услышите чириканье». И вот я его слышу!

– Леди Уоторби, вы меня слышите? – прошипела императрица Кассилия.

– Да, слышимость превосходная. – Я не смогла сдержать улыбку, весьма далекую от благопристойности и покорности.

Нескрываемое удивление отразилось на лице ее величества, после императрица сердито произнесла:

– Чирик!

Опустив голову, я приложила неимоверные усилия, чтобы не рассмеяться, затем покорно вошла в малую гостиную, остановилась, обернулась. Императрица стояла, нахмурив брови, совсем как его высочество Теодор, и непонимающе взирала на меня.

– Чирик… – неуверенно произнесла она.

О, Пресвятой, только бы не расхохотаться!

– Вы маг? – задала неожиданный вопрос императрица.

– Нет, что вы, я совершенно нормальна, – ответила, не в силах сдержать улыбку.

– Вы странно реагируете на мои слова, – поправляя ворот платья, произнесла ее величество.

Склонившись в реверансе, учтиво произнесла:

– Прошу простить мне некоторую нервозность, я впервые при дворе и несколько…

– Идемте, – перебила меня императрица.

И я последовала за ней на ту самую террасу, даже не отреагировав на обращенную к одной из фрейлин фразу:

– Задержишь принца.

Придворные дамы разом присели, выражая почтительность, и поднялись, лишь когда императрица затворила стеклянные двери, отрезая нас от лишних ушей.

– Присаживайтесь, леди Уоторби, – прозвучал приказ.

– Леди оттон Грэйд, – произнесла я, покорно проследовав к чайному столику и опускаясь на один из высоких узких металлических стульев.

Сев напротив меня, Кассилия чуть прищурила совершенно черные, как у его высочества, глаза и проникновенно прошептала:

– Родовой брак признан в империи незаконным, моя дорогая.

Не став спорить, я промолчала.

– Умная девочка, – императрица улыбнулась, затем протянула: – слишком умная для того, чтобы стать лишь герцогиней, не так ли?

Слегка повернув голову, заметила вернувшегося с зеленой бутылью принца Теодора. Одна из придворных дам кинулась к нему, что-то торопливо проговаривая. Его высочество вопросительно взглянул на меня, после на императрицу, затем развернулся и ушел, видимо, за другой бутылкой.

– Как они узнали, что вы в монастыре Девы Эсмеры? – жестко спросила ее величество.

Молчание было ей ответом.

– То есть вам неизвестно, – пришла к определенному выводу императрица.

Я же сделала вывод, что одним из «чирик» был приказ говорить правду.

– Что вы успели рассказать герцогу? – продолжила ее величество.

С откровенным изумлением понимаю, что подверглась банальному допросу. Впрочем, о банальности не было и речи – меня соизволила допрашивать особа королевской крови, и боюсь, молчание в дальнейшем не сыграло бы мне на руку.

– Чирик! – последовал злой приказ. – И искренне. Я хочу знать о ваших чувствах!

Несмотря на применяемую магию, мне не особо доверяли – и на стол легла извлеченная из потайного ящичка в столешнице небольшая малахитовая статуэтка Девы Эсмеры. Что это такое, мне было известно – определитель правды. Миниатюрный. К слову, сестры допрашивали, поставив на колени у статуи высотой в два человеческих роста, но и действенность статуэтки не вызывала сомнений – любой обман станет очевиден.

За прошедший месяц мне довелось увидеть столько лжи и притворства, что чрезмерная и не всегда уместная откровенность лорда Грэйда невольно стала импонировать, а потому я позволила себе искренне ответить: