Посмотрели братья на дороженьку -- призадумались:

Эх, куда же ты, дороженька, ведешь?

Эх, чего бы не дал Касьян за удовольствие взглянуть, хоть одним глазком, на свою старушку-избенку, посидеть, хотя с полчасика, не на чужой, а на своей завалинке!..

Здесь, на заводе, только одно напоминает немного "Расею",-- вот эти отрывистые, сухие и звонкие звуки сторожевой колотушки, доносящиеся с того конца длинной заводской улицы. Они приближаются, становятся громче,-- сторож поднимается вверх по улице. Он то стучит монотонно и равнодушно -- и звуки несутся ровные, один за другим, то начинает колотить нервно и торопливо -- и звуки летят беспорядочно и бестолково, точно в испуге обгоняя друг друга, то слабые, то сильные...

Вот они уже совсем близко, из темноты вырисовывается сгорбленная фигура сторожа. Он подходит к Касьяну и перестает стучать.

– - Сидишь, полуношник?.. Все, чай, об Расее думаешь? Доброе здоровье!

Слова сторожа звучат насмешливо и добродушно. Он привык каждую ночь находить Касьяна на завалинке и всегда просиживает с ним час-другой. Оба они -- бобыли, оба -- не здешние, оба -- не спят по ночам,-- причин взаимной симпатии много.

– - Караулишь?.. Воров пугаешь?
– - в тон сторожу спрашивает Касьян.-- Здравствуй...

Сторож присаживается рядом с Касьяном.

– - Ночью что-то тихо,-- говорит он.-- Вчера вот, не-приведи господи, что было. Головорез-народ... Из году в год все хуже... А с кого спрос? С меня -- что не углядел... Ворота кому намажут -- я виноват; человека изрежут -- опять я... А разве в этакую темень углядишь? Да и углядишь, не сунешься -- не об двух головах... Головорез-народ...

– - Сибирь-матушка...

– - Ну, опять затвердила сорока Якова одно про всякого.

Молчание.

– - Комар, чтоб те треснуть!
– - хлопает себя по руке Касьян.-- Здесь и комары-то не как в Расее,-- добавляет он, помолчав.-- Одно звание, что комары... В Расее комар-то, что твой котенок. Как бык, гудет.

– - Ну, уж ты... Понес!
– - улыбается сторож.

– - Ей-богу, право... Уж на что паскудная тварь -- лягушка, а и та в Расее чище.

Касьян немного горячится, что с ним бывает всякий раз, когда он рассказывает о "Расее" и когда ему не верят. Он и сам чувствует, что немного пересаливает, и в силу этого говорит еще с большей горячностью и даже божится, чтобы доказать хотя этим правдивость своих слов. Он вскакивает и, показывая руками невероятные размеры "расейских" лягушек, горячо говорит:

– - У нас лягушки -- во... По картузу, господь с ними.... По траве-то значит, как лошади сигают... Бух, бух... Ей-богу, право...

– - Чего и баять,-- смеется сторож.-- А что огонь у вас в избе-то?
– - дает он разговору другое направление: разговоры о "Расее" ему почему-то неприятны.

– - Спиридона нету. Загулял, должно.

– - А-а... Плохо живут. У бабы-то, значит, грех был до свадьбы,-- ну, конечно, Спиридону и неприятность. Му-жик-от он гордый... Как пьяный напьется, значит, так и давай бабу учить... А что уж -- не вернешь... Опоздал малость с наукой-то.

– - Э-эх, жисть!
– - вздыхает Касьян.

– - Да, брат, жисть... Там дерутся, здесь ругаются, тут блудят, воруют,-- тут и жисть вся. Конец, должно, скоро... Перед концом это. Народ болтает: знамение уж было... Да... Днем, значит, работают, а как ночь -- и начинается. Ночью живут, потому днем не до жизни. Много я насмотрелся... и так надо говорить -- жисть теперь нестоющая... По нынешним бы временам первейшее бы дело в пустыню идти, чтобы, значит, людей звания не было, да где ее найдешь, пустыню-то? Везде напакостили, везде торчат. Сторож говорит неспокойно, даже как будто сердито.

– - В Расее не так,-- начинает было Касьян, но не развивает своей мысли, так как уже знает, что сторож не верит в возможность хорошей жизни на земле и что разговоры о "Расее" его раздражают, хотя он ничем и не выказывает этого.

– - Что там Расея... Везде одно... Довольно я насмотрелся... Жизнь прожить -- не поле перейти, всего навидался... В старину, бают, лучше было, да кто знает. Тут, значит, живешь, небо коптишь, счастья не видишь, а на том свете -- в ад милости просим, жил неправильно. Э-эх-ма!.. Плохо, брат Касьян.

Молчание.

– - Спокой человеку надобен,-- нарушает его Касьян.-- И чтобы на своей стороне...

– - Губы-то у тебя не дуры... спокой!.. Нет, тебе говорят, человеку спокоя ни на этом, ни на том свете. Праведники -- ну, тем, конечно, другая планида, а нам, Касьянушка, лучше бы, значит, и не жить вовсе.

– - Ежели бы на своей стороне, так еще туда-сюда... Можно бы...

– - В пустыню бы вот, говорю, уйтить, да... У меня старший брат ходил в пустыню-то... Да, видно, кому положено от бога спастись, тот спасется, а кому не положено -- тут уж как ни бейся, ничего не поделаешь... Ушел, значит, брат в пустыню, в лес, землянку себе сочинил и начал было спасаться...