Сколько усилий она, Вика, потратила на то, чтобы скрыть от всего мира отцовство Ярослава. И тут… Что тут? Её дочь во всеуслышание объявила, кто её папа! Вика даже не знала, как это называлось. Предательство? Но чье? Кто её предал? Вика смотрела на крошечные кулачки, игрушечные пяточки, микроскопические ноготки. Ей не хотелось возмущаться, спорить, играть, уж тем более воевать. И отчего-то не было обидно.

Когда медсестра принялась показывать, как прикладывать малышку к груди, Вика бросила отчаянный взгляд на Ярослава. Он еле заметно вздохнул и деликатно отошел к окну. Малютка нехотя почмокала сосок и заснула, не потрудившись выпустить грудь из губ и закрыть рот. Это было так потешно! Вика снова тихонечко рассмеялась. Сегодня она весь день пребывала в восторге!

Женщина помогла ей положить малышку в кровать и ушла со словами: «Минут через пятнадцать зайдет доктор. Я буду в детской. При первой необходимости – приходи».

Не успела закрыться дверь, Ярослав, подскочил к ней и, сверля своим пылающим взглядом, наклонился, как делал это обычно, когда собирался напугать её до смерти.

– Как ты могла?! – возмущенно и одновременно приглушенно воскликнул он, – как у тебя хватило ума скрыть от меня правду? Ты так бы и молчала до конца своих дней, упрямая гордячка? – на лице его отразилось такое бешенство, что Вика в первый миг испугалась за себя. Желваки ходили под гладковыбритой кожей щёк, глубокие складски образовались у рта и носа. Губы Ярослава были сжаты. У него, кажется, была новая прическа. Что-то типа неотразимый художественный беспорядок.

Вика попыталась принять надменную позу, но её губы тут же растянулись в дурацкой улыбке. Злость, отчаяние, радость, изумление, недоверие – все эти чувства она читала на его лице. Но его глаза светились нежностью и любовью, несмотря на устрашающий вид, который он очень старался принять. Он снова был рядом, и сердце её стучало так громко, что она своих слов бы не услышала, если б даже и попыталась заговорить.

– Сядь, – сказала она, наконец, и сама опустила на кровать. Похлопала ладонью рядом, приглашая не отказываться. Ярослав и не подумал повиноваться. Вика опустила глаза, но в следующий миг снова подняла.

– И не боишься ты? – он угрожающе склонился над ней, нависая и давя всей своей могучей фигурой. Ярослав оперся одной рукой об изголовье. Рукава его рубашки были закатаны выше локтя. Она услышала знакомый цитрусовый аромат и полюбовалась рыжими ресницами, приблизившимися вплотную к её глазам. У её дочери были такого же оттенка волоски на веках. Викины глаза моментально заволокли слёзы. Её дочь такая умница! Она всё расставила по своим местам.

Ей вдруг неудержимо захотелось рассмеяться в голос. Кому он хотел показаться страшным? Да он её пальцем не тронет!

– Нет, – Вика покачала головой, Ярослав всё ещё не улыбался, но её это не беспокоило. Ей было до жути весело. Она едва сдерживала мышцы лица, чтобы не расхохотаться. Ей казалось, что он тоже сдерживался, чтобы не заключить её в объятия и не закружить по комнате. Как же он любил игры! Что ж: сегодня она поиграет с ним, – не боюсь, – добавила она, не опуская ресниц.

– А надо бы.

Она уверенно смотрела на мужчину, которого любила до умопомрачения. Он что, пытался казаться грозным? Опасным? Каким?

– У меня не было доказательств, – Вика опустила глаза. Больше она ни слова не желала говорить, пока он не признается ей в любви, или как минимум замуж не позовет!

Ой, кажется, она себе такое уже когда-то обещала. Вика, словно бы в задумчивости, провела пальцем по губе и, чуть приоткрыв рот, коснулась зубов. Когда она взглянула на него, его кадык дернулся, и это выглядело очень сексуально. Прежде чем она успела произнести хоть слово, ягуар покинул комнату. Она, в конце концов, безудержно рассмеялась. Ей не было страшно, не было обидно, не было непонятно, ей было безумно хорошо.

Она ещё не сказала своего последнего слова. Вика без лишней суеты поднялась, вышла следом за ним и встала в проеме двери.

– Немедленно вернись! – почти закричала она, – ты любишь нас?

– Конечно, – ответил самый уверенный мужчина в мире, не замедлив шага, – странно даже, что ты спрашиваешь об этом.

Её голова закружилась от счастья. Он шел и шёл, не оборачиваясь, а Вика смеялась, сложив руки на груди. Она была абсолютно, безраздельно уверена, что сейчас он обернется к ней. Она стояла и ждала: спокойно и весело, одним глазком поглядывая на спящую красавицу. Она не уйдет в палату и не отгородиться от него.

Никогда. Чтобы он не сделал.

Едва Ярослав достиг середины коридора, он развернулся и словно бы вмиг оказался рядом, толкнул её в палату и притворил дверь. Он прижал её к себе и впился губами в губы, запустил руки в волосы. Он целовал и целовал её: веки, локоны, щеки, виски, скулы, брови, подбородок и снова губы. Страстно и нежно, трепетно и нетерпеливо, жадно и медленно. Потом опустился на колени и, обняв бедра, прижался головой к животу, прожигая губами ткань тонкой рубашки. Смотрел в глаза. Молчал, касался ног, щиколоток, рук. Поднялся, пригладил волосы, осыпая поцелуями щеки, шею, плечи, пальцы. Взял её за подбородок, и Вика заплакала. Она не знала, что с ней происходило, ей не было больно, не было плохо, но слёзы лились из глаз, оставляя горячие тропинки на щеках. Уже давно, очень давно она не чувствовала себя такой счастливой и всемогущей. Казалось, что ничего не стоило оторвать ноги от земли и подняться над полом.