– Папа кое-что сказал мне в ночь перед отъездом, и я записал его слова в своем молитвеннике, чтобы никогда не забывать.

В глазах Эдуардо блеснули слезы. Он открыл на первой странице молитвенник в черной кожаной обложке и протянул Чиро. Там крупным детским почерком Эдуардо было написано:

В этом мире остерегайся того, что означает все или ничего.

Чиро закрыл книгу и вернул ее Эдуардо:

– Ты никогда не расставался с молитвенником. Он твой. Храни его.

Эдуардо решительно вложил книгу в руку Чиро:

– Нет, теперь твоя очередь. Прочтешь это – и подумаешь обо мне. Кроме того, я знаю, что ты не из тех, кто ходит к ежедневной мессе…

– Или даже к воскресной…

– К любой! – улыбнулся Эдуардо. – Но если ты будешь читать молитвенник, то, думаю, найдешь немного утешения.

Чиро закрыл молитвенник.

– Сестры из монастыря Сан-Никола, мой брат и весь мир сговорились сделать из меня доброго католика. Желаю всем вам удачи!

Раздался пронзительный свисток прибывающего поезда. Смотритель взобрался по лестнице и написал на огромной доске место назначения: РИМ.

– Мне пора. – Голос Эдуардо дрогнул. – Мой поезд.

Братья обнялись. Некоторое время они стояли, прижавшись друг к другу, затем Эдуардо осторожно отстранил брата:

– Тебе нужно на второй путь, поезд до Венеции прибудет туда.

– Знаю, знаю, потом паромом в Гавр. Эдуардо?

– Да? – Эдуардо взял свою сумку.

– Я никогда не был во Франции.

– Чиро!

– Да?

– В Венеции ты тоже никогда не был.

Чиро подбоченился:

– Думаешь, по мне это будет видно? Я похож на козопаса с Альп?

– Только когда на тебе тирольские кожаные шорты.

Эдуардо повесил сумку на плечо:

– Будь осторожен в Америке, Чиро. Не позволяй никому обмануть тебя. Следи за деньгами. Не стесняйся задавать вопросы.

– Обязательно, – заверил Чиро.

– И пиши мне.

– Обещаю.

Четыре молодых человека, примерно одних лет с Эдуардо и с похожим выражением лица, каждый с одной-единственной сумкой, уже садились на римский поезд. Эдуардо повернулся, чтобы последовать за ними.

– Твои новые братья ждут тебя, – сказал Чиро.

– Они никогда не станут мне братьями, – ответил Эдуардо. – Брат у меня только один.

Чиро смотрел, как Эдуардо медленно исчезает в толпе.

– Не забывай об этом! – крикнул Чиро, помахав молитвенником, а потом тоже пересек платформу и сел в поезд, увозящий его в новую жизнь.

После прощания с Эдуардо на бергамском вокзале прошло два дня. Чиро поднимался вверх по сходням парохода «Вирджиния» в Гавре. Его впечатления от французского портового города ограничивались видами Ла-Манша, на водах которого качались шлюпки, бившиеся о корпуса пришвартованных в доках океанских лайнеров. На пирсе суетились пассажиры, заносившие на сходни свой багаж. Из-за стены рыболовных сетей толпы влюбленных махали носовыми платками и шляпами в знак прощания.

Но Чиро было некому махать. Он был на удивление сдержан и рассудителен – для столь энергичного молодого человека, в первый раз пускающегося в плавание. Перед тем как подняться на борт, Чиро купил себе холодной поленты с горячим молоком. От колбасы он отказался, и вполне сытная еда обошлась в пару медяков. Он надеялся прибыть в Америку, не растратив свой маленький капитал.

Стюард проверил билет и направил Чиро в трюм, в отделение третьего класса. Чиро с облегчением узнал, что на этом корабле пассажиры разного пола путешествуют врозь. Сестра Эрколина рассказывала о том, как иногда на мрачных палубах для бедных мужчины, женщины и дети находятся в одном огромном помещении, разделенном на квадраты лишь полосами, прочерченными на полу.

Чиро открыл металлическую дверь своей каюты, сунул туда голову и остановился. Комната была размером пять на пять футов, с маленькой, прижатой к стене койкой. Чиро не смог бы выпрямиться там в полный рост, а еще в каюте не было окна. Но там было достаточно чисто, свежо пахло морем.

Чиро сел на койку и открыл мешок. Запах монастырской прачечной – крахмал и лаванда – окружил его, напомнив о Вильминоре. Чиро быстро защелкнул замок сумки: запах – это все, что теперь осталось у него от жизни в Сан-Никола.

Корабль поскрипывал, покачиваясь на волнах, терся о сваи. Чиро перевел дух – в первый раз с той минуты, как сел на поезд в Бергамо. Вся эта суета, оставшаяся теперь позади: пересадка с поезда на поезд, паром в Венеции, покупка билета по прибытии в Гавр, – держала его в страшном напряжении. С утра до вечера он не осмеливался задремать или задуматься – из страха, что пропустит поезд или паром.