– Так же уютно, как в монастыре, – сказал Чиро, положив сумку на стул. – И лучше, чем на пароходе.

Ремо рассмеялся:

– Да, твои апартаменты в Маленькой Италии лучше, чем каюта третьего класса. Но ненамного. Так Господь заботится о нашей скромности. А вот мой кусочек рая. Прошу.

Чиро проследовал за Ремо сквозь заднюю дверь в маленький, закрытый со всех сторон садик. На каменной стене были расставлены терракотовые горшки, из которых выплескивались алая герань и рыжий бальзамин. В центре сада рос старый вяз. Его мощные ветви зеленым балдахином укрывали домик Дзанетти. Под вязом располагалась небольшая чаша из некогда белого мрамора, ныне посеревшего от копоти, – купальня для птиц. По бокам от нее стояли два глубоких плетеных кресла.

Ремо нашарил в кармане сигареты, предложил Чиро, они сели.

– Я прихожу сюда подумать, – сказал он.

– Va bene, – откликнулся Чиро, запрокинув голову и вглядываясь в крону дерева. В Альпах тысячи деревьев. Здесь, на Малберри-стрит, одно-единственное дерево с отслаивающейся серой корой и дырявыми листьями уже было поводом для праздника. – Синьор Дзанетти, я бы хотел платить вам за жилье.

– У нас договоренность, что ты работаешь на меня, а я предоставляю тебе стол и кров.

– Так же было и в монастыре, и ничем хорошим не кончилось. Если я буду платить вам, то почувствую себя в безопасности.

– Я бы не стал искать себе жильца за границей, мне нужен ученик. Письмо от моей кузины, монахини, пришло очень вовремя. Мне нужна помощь. Я пытался обучить пару соседских мальчишек, но толку не получилось. Им нужны быстрые деньги. Наши мальчишки спешат выстроиться в очередь за дневной работой в доках. Нанимаются в бригады, которые строят мосты и укладывают рельсы для железной дороги. Тяжкий труд и хорошие деньги, но они не учатся ремеслу. Профессия сможет поддержать тебя, а простая работа лишь прокормить. Мне кажется, важно уметь что-то делать руками, будь то сосиски или сапоги. Еда, одежда и крыша над головой – вот что нужно всем людям в первую очередь. Если ты умеешь производить что-то из этого, у тебя будет занятие на всю жизнь.

Чиро улыбнулся:

– Я буду изо всех сил работать на вас, мистер Дзанетти. Но, по правде говоря, я понятия не имею, есть ли у меня способности к вашему ремеслу.

– Я обучу тебя технике. Шить обычные ботинки не так уж и сложно, но некоторые люди способны на большее. Я вот в своей мастерской тачаю крепкие башмаки, а есть те, кто творит настоящее искусство. В любом случае у тебя будет кусок хлеба. В мире никогда не переведутся ноги, которым нужна пара ботинок.

Чиро и Ремо откинулись в креслах и задымили сигаретами. Мягкий табак помогал расслабиться после долгого путешествия. Чиро закрыл глаза и представил, что он дома, с Игги, и они вместе курят в церковном саду. Возможно, этот садик на Малберри-стрит станет лекарством от тоски по дому.

Ремо откашлялся.

– Чиро, ты любишь девушек?

– Очень, – честно ответил Чиро.

Ремо понизил голос:

– Тогда тебе нужно быть осторожнее.

– Да, я все понял про рыжую девушку сегодня на пристани, – смущаясь, сказал Чиро. – Во-первых, она мне не то чтобы понравилась. Просто она была хорошенькой и настоящей американкой.

– Это ее работа. Но я говорю о девушках с Малберри-стрит, с Хестер-стрит, с Гранд-стрит. Они примерно твоих лет, и здесь частенько человек десять детей ютятся в трех комнатах. А это очень утомительно. И девушки хотят как можно скорее выскочить замуж. Они ищут работящего молодого парня, который сможет их обеспечивать и заберет из семьи, где они прозябают. – Ремо положил сигарету на камень у подножия дерева.

– И вы думаете, что все девушки с Малберри выстроятся в очередь к Чиро Ладзари, чтобы тот освободил их от страданий? – улыбнулся Чиро.

Ремо тоже улыбнулся:

– Сколько-то точно выстроится.

– Ладно, сэр. Я здесь для того, чтобы работать, – торжественно сказал Чиро. – Я не собираюсь становиться частью этой прекрасной страны. Просто хочу накопить денег и вернуться домой в Вильминоре, найти там хорошую жену и построить для нее дом своими руками. Меня бы устроили садик вроде этого и одна сигарета на ночь в удобном глубоком кресле, где я мог бы посидеть и подумать после тяжелого рабочего дня. Я знаю, это звучит скромно, но для меня это была бы отличная жизнь.

– Так ты не станешь Ромео нашей Маленькой Италии?

– Я этого не сказал. Но ничего серьезного, обещаю.

В дверь протиснулась Карла с подносом, полным пышной сдобы. Там же стояли три стакана красного вина. Чиро вскочил, уступая ей кресло.

– Думаю, мы должны выпить за нашего ученика, – сказала она.

– Вот это по-итальянски, – откликнулся Ремо, подмигнув Чиро.

Каждый год в мае церковь Девы Марии Помпейской на Кармин-стрит устраивала праздник Святой Марии – в честь Пресвятой Матери Божьей. Церковные колокола вызванивали «Славься, Царица», а церковные двери стояли нараспашку, открывая украшенный белыми розами храм. Это был самый важный праздник для девушек прихода, которые в свои шестнадцать пребывали в расцвете юной красоты.

Девушки облачались в белый шелк и диадемы из крошечных атласных розочек, сплетенные женщинами общины. Поверх платьев через плечо повязывали широкие ленты дымчато-розового цвета, называемого «пепел роз». Процессия девушек двигалась по специально расчищенной по такому случаю улице от церкви на Кармин-стрит до Бликер-стрит и обратно. Впереди шел священник в сопровождении алтарников и мужчин прихода, несших статую Пресвятой Матери Божьей.

Этот парад был праздником одновременно итальянским и американским. Как американцы, они имели право маршировать по улицам; как итальянцы, они могли почитать Марию, Мать Матерей. Они надеялись, что Царица Небесная ниспошлет им здоровья, удачи, семейного процветания в ответ на их приношения. Религиозная сторона была лишь частью праздника. А еще это была возможность для окрестных юношей выбрать на Майском празднестве девушку своей мечты.