– Неужели есть высшая справедливость?

– Не знаю. Одного нашли в песчаном карьере закопанным головой вниз – торчали только ноги в дорогих туфлях. Другой попросил физической защиты: на него якобы покушались – стреляли по его машине и по окнам городской квартиры. Охрану выделили – он ведь в нашей мэрии на хорошей должности сидел, посчитали, что телохранители уважаемому чиновнику необходимы, хотя в момент обстрела его не было ни в машине, ни в квартире. Но охрана не спасла. Через пару дней, когда он спешил на работу, из встречной машины кто-то дал очередь из автомата. На служебном автомобиле имелись шторки, а на чиновника поверх пиджака был наброшен бронежилет, но это не спасло. Двое телохранителей были ранены тоже, но легко. Машину, из которой стреляли, очень скоро нашли недалеко от трассы: оказалось, что ее угнали за час до преступления – владелец даже не успел заявить в полицию. Один из раненых телохранителей сказал, что из опущенного окна встречного автомобиля стреляла женщина, но видел он ее долю секунды и описать не смог. Сказал только, что это была блондинка с распущенными волосами и в темных очках.

– Если убитые были причастны к тому преступлению, то мне их не жалко, – призналась Лена и вспомнила: – Вы сказали, кое-кого из тех, кто был причастен к похищению вашей дочери, уже нет. Значит, остались и другие?

– Может быть, – согласился Валерий Иванович, – но те двое были руководителями фирмы, и они, скорее всего, были подставными фигурами – аферой заправляли другие.

– Вы знаете кто?

– Догадываюсь с разной степенью уверенности. Организовал все это дело покойный ныне олигарх, но вряд ли он был в курсе, как заметают следы другие участники сделки. Он получил львиную долю на свои счета, а как выкрутятся другие, его мало интересовало. То, что он умер не своей смертью, – не более чем совпадение.

– Это тот, кого обнаружили мертвым в загородном особняке? – почему-то шепотом спросила Лена.

– Тот самый, – кивнул Валерий Иванович, – но он вряд ли бы одобрил такие действия по отношению к детям. Думаю, он был не в курсе произошедшего. Хотя поклясться в этом не готов.

Собеседники подошли к забору, и Валерий Иванович остановился.

– Завтра или через пару дней, – произнес он, – Максим Максимович предложит вам поработать с моей дочерью. К нему обратилась с просьбой моя бывшая жена. Так что не отказывайтесь.

– Как я могу отказать начальству!

– Ну вот и отлично. Хотя мне кажется, что помочь больше требуется не дочери, а бывшей жене. Она очень изменилась за последние четыре года. Ей тридцать восемь, выглядит просто замечательно – у нее весьма состоятельный друг, за которого она собирается замуж…

– Где вы там застряли? – крикнул им вышедший из беседки Пышкин. – Поспешите, сейчас еще шашлыки будут!

– Ваш муж давно знаком с депутатом? – негромко поинтересовался Валерий Иванович.

– Они в институте учились вместе.

– Бывает, – кивнул Валерий Иванович, а потом посмотрел на верхушки елей. – В следующий раз попрошу сводить меня туда. Странно, но меня в солнечные дни всегда тянет туда, где тишина и полумрак, в котором ничего толком не разберешь.

– Я ознакомился с тем, что вы мне представили, – сказал Кадилов, прищурил левый глаз и замолчал, словно раздумывая, как бы помягче высказать свое негативное отношение к начатой Леной работе.

Оглянулся на ствол тополя за окном, тяжело вздохнул и снова посмотрел на Зворыкину.

– Это не совсем то, что я хотел от вас получить. Впрочем, я и так собирался править. Однако кое-что представляется мне уместным. Вот вы вскользь упомянули детство Гитлера. И это навело меня на мысль продолжить эту тему и коснуться подоплеки того, что сделало его величайшим преступником минувшего века. Может быть, тщательно скрываемая сексуальная активность. Он стыдился своих сексуальных желаний и до тридцати шести лет оставался девственником. Потом сошелся со своей племянницей Анжелой Раубаль, запер ее в своем доме и дал выход мучившим его желаниям и фантазиям. Он сожительствовал с ней два года, а потом Раубаль, не имея возможности вырваться из заточения, застрелилась из личного пистолета Адольфа…

– Первой женщиной, которая заинтересовала Гитлера, была некая Мария Райтер, – напомнила Зворыкина. – Девушке было шестнадцать, на двадцать меньше, чем ему. Может, эта разница в возрасте подействовала и…

– Да-да, – встрепенулся Максим Максимович, – он начал преследовать ее, домогаться, и девчонка покончила с собой. В дальнейшем была еще актриса Рената Мюллер, которая сожительствовала с Гитлером, а потом выбросилась из окна, так как не могла продолжать более чем странные сексуальные отношения…

Судя по всему, Кадилов подготовился к разговору и не случайно коснулся темы: то, что Лена вставила в текст почти произвольно, его заинтересовало.

– Насколько мне известно, Гитлер был садомазохистом, – заметила Лена, ничего не утверждая.

– Возможно, но садомазохизм – не сексуальное извращение. Он не был зоофилом, геронтофилом и уж тем более некрофилом, возможно, его и тянуло к молоденьким, но какой здоровый мужчина не предпочтет пресытившей ему сорокалетней или более старой жене какую-нибудь семнадцатилетнюю соседку, если, конечно, девчонка не будет против? А Гитлеру не отказывали, он имел возможность удовлетворить любую свою сексуальную фантазию. После пятидесяти он стал страдать от головных болей, быстрой утомляемости, у него была Ева Браун, на которой он женился незадолго до своего самоубийства. Ева Браун, очевидно, не только уважала, но и любила его, вполне вероятно, их сексуальные отношения тоже были не вполне нормальными, но это ее не отвращало. Возможно, в их постели бывал кто-то третий – Отто Скорцени, например… Я не утверждаю это, только предполагаю, ведь ходят слухи о гомосексуальности фюрера… К тому же Отто Скорцени был гордостью СС – разведчик, террорист. Гитлер приблизил его… Подумайте над этим.