На следующий день ему удалось узнать у охранника, что он находится в тюрьме большого индийского города Дахал. Здесь было много узников, но с ним в пещере находился всего один – молчаливый индус с высоким лбом и проседью в бороде, в штанах и рубашке, с поясом, что говорило о его непростом происхождении. Длинная борода у него свалялась и торчала в разные стороны, как ветки кустарника. И ещё он постоянно дёргал своим горбатым носом, как будто хотел согнать надоедливую муху. Но мух здесь не было, и это движение вызывало у Лация слабую улыбку. Два раза в день к этому странному человеку кто-то приходил, но стражник не пускал просителя и разрешал только оставлять несколько лепёшек и воду. В камеру охранник приносил только воду, а лепёшки съедал сам. Всем заключённым раз в день давали мягкие стебли каких-то растений и что-то, похожее на бобы. На пятый день своего заточения Лаций решил попытаться ещё раз поговорить со стражником. Тот знал кое-какие греческие слова. После долгого обмена жестами ему удалось объяснить ленивому мздоимцу, что ему очень хочется есть. В ответ раздался громкий смех. На следующее утро, когда индусу снова принесли еду, Лаций не сдержался.

– Не носи еду! – крикнул он громко на греческом. – Охранник съедает всё сам! – от звонкого эха все остальные узники сначала замерли, а затем бросились к своим деревянным решёткам и уставились на слабое пламя огня у чёрного прохода. Там виднелись две фигуры – стражника и того человека, который приносил лепёшки. Они о чём-то оживлённо разговаривали, и через какое-то время, постоянно оглядываясь по сторонам, к решётке подошёл невысокий незнакомец. Это был молодой человек в длинной рубашке с рукавами, как у Лация, только без пояса. За ним вяло плёлся стражник. Незнакомец произнёс несколько слов на своём языке и поклонился индусу в камере. Тот даже не пошевелился. После этого он повернулся к Лацию.

– Ты кто? – спросил он по-гречески. Лаций хотел встать, но не смог.

– Ох! – вырвалось у него, и рёбра пронзила острая боль. Он скривился, но в голове уже промелькнула мысль, что этот человек говорил на греческом, как на родном языке. – Меня схватили в порту… там, где море… я плыл в Азию. Меня обманули. И обвинили в воровстве.

– А… Так ты вор?.. – с сожалением покачал головой незнакомец.

– Я не вор! – прохрипел он с возмущением. – Я… я… – Лаций хотел сначала сказать, что он римлянин, легат и никто не смеет называть его вором, но глубокий вдох вызвал новую волну опоясывающей боли в груди. Это было хорошим напоминанием о тщетности подобных объяснений. Стиснув зубы, он произнёс: – Мне тяжело говорить. Ты можешь принести еды?

– Еды? – в голосе молодого индуса прозвучало нескрываемое изумление. – Нет, нет. Это невозможно! Меня не пустят сюда, – зашептал он, как будто боялся, что кто-то может услышать его слова, но потом, видимо, понял, что это выглядит глупо, и стал говорить спокойно: – Надо заплатить стражникам. Я даю каждый день одну монету наверху и одну монету здесь, внизу. Чтобы передать еду моему господину.

– А-а, понятно, – пробормотал Лаций. – Но твой господин не видит этой еды. Её нет. Нет и всё! Этот стражник всё съедает сам!

– Я тебя хорошо слышу. Не кричи! – оборвал его незнакомец. – Сегодня я отдал три монеты, чтобы подойти сюда. Ты закричал по-гречески, и я это услышал, поэтому я отдал ему всё, что у меня было.

– Я всё понял, понял… Тебе нужны деньги… Как тебя зовут? – стараясь не вдыхать глубоко, спросил Лаций, увидев, что стражник что-то сказал человеку за решёткой и тот сделал шаг назад.

– Патья.

– Так ты грек?

– Да, а ты, кажется, нет, – с сомнением ответил слуга его сокамерника.

– Я жил в Греции. Но скажи, ты можешь достать еды? Нормальной еды? И желательно мяса?

– Я уже говорил тебе, – негромко ответил Патья, – что меня не пустят…

– Да, да, говорил! – перебил его Лаций. – Но если ты заплатишь две… или три монеты? Или даже пять?

– Пять монет? Откуда мне их взять? – недовольно поморщился молодой грек.

– В этом городе есть торговая площадь? Здесь есть купцы? – быстро спрашивал Лаций, боясь, что тот уйдёт.

– О! – воскликнул Патья. – Конечно, есть! Это самый большой город. Здесь живёт сам раджа!

– А менялы есть? – продолжал допытываться Лаций.

– Менялы? Ты шутишь? Конечно, есть!

– Ну, вот и хорошо. Принеси воды, и я скажу тебе, где взять монеты, – Лацию надо было, чтобы стражник отвлёкся и не видел, как он достанет из вонючей сандалии маленький камешек. Когда Патья вернулся и под недовольное бурчание охранника просунул ему небольшую чашку с водой, Лаций осторожно вложил ему в ладонь камень и сказал: – Сожми руку и не открывай, пока не выйдешь. Ты сможешь обменять это на очень много монет, поверь мне! Поэтому тебе должно хватить и на стражников, и на еду. Только не забудь о мясе, пожалуйста! – добавил он в конце, видя, что грек опешил и не слышит его. – Мя-со-о!.. Там должно хватить надолго…

– Мясо? Да, да, конечно, я попробую, – пробормотал тот и поспешил к черневшему провалу в стене. Там был выход.

На следующий день стражник сам открыл решётку и занёс туда небольшой кувшин и две корзины с едой. Молодой грек стоял рядом, скрестив руки на груди и довольно улыбаясь.

– Сколько дал? Три или четыре монеты? – спросил его Лаций, довольно потирая руки.

– Две. Больше нельзя. Это может испортить его, – важным тоном сообщил Патья, как будто за одну ночь стал главным надсмотрщиком этой тюрьмы.