Шрифт:
— Сядь! — прорычал отец, кидая на стол толстую папку с бумагами. — И прекрати свой цирк! Не забывай, с кем ты разговариваешь! Иначе, — сделал говорящую о многом паузу, — я сию же минуту позвоню в банк. Будешь ездить исключительно на метро и автобусах!
— Конечно, пап. — Стас вернулся на свое место. — Ты обещаешь мне эту страшную расправу уже несколько лет подряд. Но, признай, ты же не переживешь такого позора? Твой сын, сын такого выдающегося бизнесмена, и будет ездить на метро.
Лицо Эрнеста Аристарховича замкнулось. Он терпеть не мог хамского, вызывающего поведения сына! Подобная тактика ведения разговора стала входить у Стаса в привычку.
— Сынок, — дружелюбно произнес он, — рано или поздно шутки закончатся. Весь мир и так видит, какой оболтус у меня вырос! Все знакомые и партнеры и так понимающе качают головами, выражая соболезнования по поводу выросшего бездельника и лодыря. Не сын, а непонятно что!
— Ну так приведи их всех сюда, я встану на колени! — перешел на крик Стас. — Буду молить этих незнакомых мне людей, на которых плевать я хотел, простить меня, такого несносного придурка! Конечно, папочка трясется за репутацию. О, Боже мой!
— Прекрати этот цирк, — спокойно выговорил мужчина, беря себя в руки. Но его обманчивое спокойствие не могло провести никого в этом кабинете. — Меня не волнует мнение людей. Меня волнует то, что они правы. На какой черт ты учился в Гарварде, на факультете бизнеса?! Ты знаешь, сколько это стоит? Или, не заработав и копейки в своей жизни, ты не умеешь ценить деньги?
— Будто я просил тебя посылать меня в Гарвард, — отмахнулся Стас. — Это же ты не знал, как показать своим друзьям, что тебе все в этом мире по карману. Может, вспомнишь, чего я хотел, а, папочка?
Отец молчал.
— Я хотел поступить в Университет нефти и газа, на факультет инженерной механики. Нравились мне физика и математика, не хотел я ковыряться в твоих счетах, бумажках и отчетах! Не хотел отвечать ни за какое строительство, планировку и прочую бизнесчушь! Но ты решил за меня. Сидел с атласом и рассматривал университеты по всему миру, где будет дороже получить образование, чтобы никто и подумать не мог, что ты чтотоне можешь себе позволить, — закончил Стас и выдохнул. Он сделал это… Наконец-то все высказал отцу.
— Вот значит, как… То есть ты специально сделал все, чтобы вылететь из престижного университета с положительной репутацией по всему земному шару? Только потому, что я заставил тебя заниматься приличным делом, а не бурить скважины?!
— Отец! Когда ты уже услышишь меня?! Я, понимаешь, я этого хотел! Это моя жизнь. Почему ты должен ею распоряжаться?
— Потому, что ты сам загубишь свою единственную жизнь! Ни ума, ничего нет!
— Спасибо, отец. Спасибо за то, что я ходил в элитную школу с шести лет, окруженный снобами-детьми. За то, что учился в этом дурацком, но очень престижном Гарварде. Спасибо за все, черт возьми! А, да, и реальное спасибо за золотую карту — это единственное стоящее, что ты мне дал за всю жизнь.
Стас встал и быстро направился к двери. Сегодня произошло коечто страшное. Он, скорее всего, лишился отца и карты. Такое ему точно не простят.
— Последний раз говорю тебе, сядь! — рявкнул Эрнест Аристархович. — Как ты заговорил, щенок! Я во всем виноват? В том, что ты бьешь Порше и Феррари, как пасхальные яйца? В том, что стоит тебе только подумать о чем-то, это у тебя уже есть? Я виноват только в одном — в том, что у меня вырос никчемный прожигатель жизни!
— Ну так позвони в банк. Чего ты медлишь? Звони! Заблокируй карту!
Мужчины сверлили друг друга взглядом. Оба знали, что лишь бросались громкими словами. Отец знал, что не позволит сыну бомжевать, а именно это он и будет делать, если отобрать у него карту. И Стас знал, что пойдет побираться на Казанский вокзал, если останется без карты.
— Хорошо. Оставим вопрос о твоей трудовой деятельности на более удачный день. Что у вас происходит с Валерией?
— Ничего, живем с ней и живем.
— А у меня другая информация.
— Что? — Стас все больше выходил из себя. — Что значит «у тебя другая информация»? Ты нам в квартире камер наставил? Жучков натыкал? Мне уже дома и без штанов не походить!
— Снизь тон! — приказал ему отец. Его губы были сжаты в тонкую линию, что означало скорую катастрофу, если сын не успокоится. — Я говорил с ее отцом. Она постоянно ему жалуется. Чего ты придираешься к бедной девочке по всякой ерунде?
— Ах, она жалуется отцу… — задумчиво пробормотал Стас. Вот сучка. Сама поставила точку в их отношениях. Пусть катится к своему папаше и дальше жалуется.
— Имеет право. Кто еще ее защитит?
— Защитит от чего, мать вашу? — подскочил на месте мужчина. — От меня?! Или от того, что она — тупая курица, которая даже яичницу не может приготовить?