6 марта

Вчера был, наконец, педагогический совет. Вследствие полученного из округа разъяснения Б-ский предложил избрать секретаря записками, и мы выбрали учительницу К-ву, которая была уже 10 лет в этой должности и отказалась из-за Б-ского. Таким образом, он опять высек самого себя. Началось бесконечное чтение циркуляров, навязывающих разные ни на что не годные издания. Потом начали разбирать успехи, прилежание и внимание учениц начиная с приготовительных классов. Вскоре опять вышел курьезный инцидент. На одном из предыдущих советов Б-ский говорил Ч-вой, чтобы она обратила серьезное внимание на ученицу Л-скую, которая собирает около себя какой-то кружок. Тогда это прошло незамеченным. Теперь же при упоминании этой ученицы учитель математики поставил Б-скому вопрос о кружке, группирующемся около приготовишки Л-ской. Тут же сидел и ее отец, председатель родительского комитета; Б-ский, попав в очень неловкое положение, заявил, что он ошибся, что это не Л-ская, а Д. Когда же стали спрашивать, какой же кружок могла сорганизовать приготовишка. Б-ский сказал, что около Д. во время перемены иногда собиралось несколько учениц. И из этого-то возникло нелепое обвинение приготовишки в крамоле, которое он не постеснялся высказать перед веем педагогическим советом! Другая приготовишка взяла несколько конфет из коробочки у сторожихи. Педагогический совет, не придавая этому серьезного значения, решил ограничиться сбавкой ей поведения до 5–. Председатель же заявил, что он остается при особом мнении и считает необходимым удалить ее из гимназии. Когда дошли до III класса, тут новый инцидент. Одна ученица, когда председатель входил в класс, улыбнулась. Он сформулировал это как «вызывающее поведение по отношению к председателю» и велел поставить 3 за неделю. Теперь же стоял за четверку за четверть и даже не давал как следует обсудить этот вопрос, что вызвало горячий протест со стороны председателя родительского комитета. В результате большинство нашло тут только «неумение держать себя в классе» и ограничилось 5–, но председатель остался при особом мнении. При другом подобном же разногласии он поставил в журнал уже не балл большинства, а свой собственный балл, сославшись на № 18 Положения о женских гимназиях. Я же, зная его содержание, — что если председатель остался в меньшинстве, то вопрос решается округом, — попросил, чтобы он прочел этот № на совете. Б-ский отказался. Тогда я заявил, что он поступает как раз вопреки № 18 и попросил внести это в протокол. Потом пошли придирки к учительнице географии за то, что у нее ученицы были спрошены только по I разу в четверть (в классе 45 учениц, а уроков только два в неделю). Когда же та говорила, что ведь надо и рассказать, и старое спросить, и на все времени не хватит, Б-ский с апломбом заявил, что все-таки можно спрашивать по 10 учениц в урок, а за ее систему спрашивания сделал ей замечание. Под конец совета председатель родительского комитета поднял допрос о библиотеке. Но Веский снял этот вопрос с очереди и ни на один вопрос, предлагаемый ему по этому поводу Л-ским, ответа не дал. Я тоже вмешался в это дело, говоря, что вопрос о библиотеке входит в компетенцию педагогического совета. А потом сделал заявление, что при таких условиях не в состоянии пройти программы по словесности Б-скип высокомерно молчал и иронически улыбался. Тогда я попросил его как руководителя учебной частью дать указания, как же мне заниматься без книг; Б-ский и на это дать ответ отказался.

Сегодня он совсем не пошел на свои уроки в гимназии, а отправился к своему другу, директору Н-ву, и долго о чем-то совещался с ним.

7 марта

В газете появилась заметка относительно обморока А-вой (под заглавием «Плоды гуманного обращения наших педагогов с детьми»), причем дело представляется как какой-то «конфликт», происшедший у меня на уроке, во время которого я будто бы повысил голос и довел ученицу до истерики и обморока, длившегося с 1 ч. до 9 ч. вечера. Факт передан неправильно, а в деталях такал путаница (я назван учительницей, изображена какая-то «директриса», которая будто бы тоже вошла в класс и накричала на ученицу и т.п.), что сразу видно, что репортер получил сведения из десятых рук и уж ни в косм случае не от подруг А-вой, пятиклассниц. Но как бы то ни было, а А-ва все еще не ходит в гимназию. И на душе от всего этого неприятный осадок.

Всего лучше я ныне чувствую себя среди восьмиклассниц. Жаль только, что ныне «страха ради иудейска», приходится строго ограничиваться официальными рамками: прохождением программы и спрашиванием. Нельзя уж теперь, как раньше, почитать в классе какие-нибудь педагогические статьи (хотя бы из «Свободного воспитания»), и педагогика предстоит перед ними как сухая теория, как учебник. А между тем через несколько месяцев некоторым из них придется уже самим выступить в роли педагогов. Хорошо бы почитать также педагогические статьи Толстого (о Ясно-Полянской школе) или воспоминания Водовозовой об Ушинском. Но как тут будешь читать, когда каждый урок может заявиться Б-ский, который только и ждет случая, как бы подловить меня? Только те дни, когда его нет в гимназии, можешь вздохнуть свободнее и даже приходить из класса не так утомленным. Сегодня, к счастью, его опять не было (все еще не может опомниться после совета!), и я на словесности в VIII классе вместо всем надоевшего спрашивания читал ученицам «Записки кн. Волконской» (т<ак> к<ак> теперь мы приступаем к «Русским женщинам» Некрасова). Бесхитростный рассказ этой чудной женщины о своей необычайной судьбе и об участии декабристов, видимо, захватил моих словесниц. Не нужно было никаких замечаний. Ни шуму, ни разговоров не было. Серьезные, с глазами, полными внимания, слушали они то, что я читал. А когда по окончании люка встретились нам две «вольнослушательницы», которые спешили на словесность, но не знали, что она перенесена на другой час, они очень сожалели, что не попали на урок.

Только ради таких уроков и можно еще служить в нашей школе. Но как редко возможны они и как трудно отстоять их в современной школе под бесцеремонным натиском казенщины и бюрократизма!

8 марта

Сегодня было опять заседание педагогического совета, на этот раз о старших классах. При рассмотрении вопроса о квартирах учениц, начальница сделала сенсационное сообщение, что классная дама В-ва, у которой живут две гимназистки, пустила в ту же квартиру борцов из цирка. Когда члены совета стали высказывать по поводу такой странной компании, образовавшейся под флагом классной дамы, свое возмущение, В-ва, нисколько не смущаясь, стала доказывать, что ничего неудобного в этом нет, но что если совет признает это неудобным, то она может отказать борцам, т<ак> к<ак> ей с ними «не ребят крестить». Ее патрон Б-ский тоже, видимо, был смущен и покраснел, но по адресу В-вой отделался только улыбками. В конце совета я поднял опять вопрос о библиотеке, меня поддержал председатель родительского комитета. Между прочим, я просил Б-ского сообщить, правда ли, что он запретил ученицам пользоваться и городской библиотекой. Но он даже не удостоил ответить на этот вопрос. Когда же будет открыта наша библиотека, тоже не сообщил.

11 марта

Есть слух, что в наш город едет ревизор из округа. Теперь со дня на день ждем его все. Все бы хоть уж развязка скорее!

12 марта

Приехал на ревизию окружной инспектор. Был сегодня в конце уроков и у нас в гимназии и попал как раз ко мне на конференцию. Это мужчина средних лет, инженер по образованию, еще первый год состоящий на этой должности и, видимо, не успевший проникнуться бюрократизмом нашего ведомства. На конференции он старался ободрить учениц, побуждая их принять участие в прениях, а по окончании конференции даже поблагодарил их. Когда же остались с ним только мы, педагоги, он говорил, что ученицы какие-то очень робкие, видимо, стесняются высказывать свои мнения и отстаивать их. Я не мог удержаться и заметал в объяснение этого, что наш председатель (который тут же присутствовал) на первой же конференции так оборвал ученицу, начавшую говорить в свое оправдание, что они теперь уже не смогут сделать этого. Своим выпадом я, видимо, поставил в неловкое положение ревизора, и он как бы в защиту Б-ского стал говорить, что при возражениях необходимо соблюдать границы и что надо различать объяснение и дерзость. Говорил также, что к практиканткам надо бы относиться поснисходительней, а мы судим их «крутенько». Ученицы же, по его впечатлению, весьма скромные, совсем не такие, какими можно бы их вообразить на основании некоторых сведений. (Это уж был очевидный намек на доносы Б-ского.)

13 марта

Ревизор ходит по урокам. Был и на французском языке у Б-ского. Урок, говорят, был прямо позорный. Ученицы списывали французские фразы с книги на доску, потом разбирали их по-русски и переводили, причем сам Б-ский, например, говорил, что надо сказать не «у подножья пальмы», а у «подошвы пальмы». Потом началось объяснение нового. Б-ский говорил (конечно, не по-французски) о наклонениях, называл их всех русскими именами и объяснял, почему одно из них называется изъявительным, другое — повелительным и т. п. Какое это имеет отношение к французскому языку — бог ведает. Когда же после урока начальница сказала, что на уроке французского языка речи совсем не было слышно ни со стороны учителя, ни со стороны учениц, Б-ский отрезал, что этого по министерской программе и не требуется.

Не лучше отличилась сегодня и назначенная им учительницей русского языка классная дама В-ва. Она дала ученицам IV класса собственноручно написанную программу, и в ней оказалось слово «местоимение» во всех случаях, где оно только попадается, написанным через два «». И такая-то особа признана подходящей для роли учительницы русского языка. Ученицам же, сделавшим такие ошибки, Б-ский не задумываясь гнет двойки.

Учительница физики, у которой ревизор был на уроке, после него в присутствии Б-ского стала говорить ревизору, что председатель не позволяет ей показывать опыты во внеучебное время и требует, чтобы все это делалось в урок (с той целью, чтобы она не успела пройти курса и тем дала ему возможность придраться). Ревизор признал требования Б-ского нецелесообразными и посоветовал ему не ставить учительнице таких препятствий. Б-ский, такой надменный с подчиненными, вытягивался перед начальством в струнку и, почтительно кланяясь, лепетал: «Как Вашему Превосходительству будет угодно».

15 марта

Сегодня ревизор был у меня в VII классе на словесности и в VIII классе на педагогике. Уроки сошли недурно. В VIII классе я предложил ревизору самому спрашивать, и он задавал много вопросов и из пройденного курса, и посторонних. По окончании же того и другого урока он благодарил учениц и в разговоре со мной хвалил их. Но говорил все-таки мне, что надо обратить внимание на грамотность, хотя сам письменные работы и не смотрел, — значит, это уже Б-ский успел ему что-нибудь нашептать или даже донес, по обыкновению, в округ. Посмотрел бы лучше ревизор на его грамотность или на орфографию его ставленницы В-вой!