— Бальдемар и Видо встретились на рассвете на вершине Холма Овечьей головы, чтобы сойтись в поединке, который должен был подтвердить правоту слов Бальдемара.

Ауриана нетерпеливо кивнула.

— Все обитатели лагеря собрались вокруг площадки, на которой должен был состояться поединок — справа выстроились три сотни, или более того, сторонников Видо, а слева простые воины, вместе с сотней дружинников Бальдемара.

Приветствие, произнесенное Бальдемаром, было его лучшим выпадом на этом поединке! У всех, кто слышал его слова, просто дух захватило от волнения.

«Привет тебе, Видо, раб Наместника Марка Аррия Юлиана и верный слуга Рима!» — воскликнул он. Вообразите теперь, что здесь началось! «Скажи мне, Видо — или, может быть, ты уже Марк Аррий Видо? — обещал ли тебе Римский Наместник, что он сделает тебя царем?» Видо был просто ошеломлен, — продолжал Ганакс. — Я думал, что от неожиданности и изумления он выронит меч из рук. Он оцепенел и стоял так неподвижно, словно деревянный истукан, а затем сделал осторожный шаг назад, как человек, пытающийся выбраться из болота, кишащего змеями так, чтобы не потревожить их.

— Этого не может быть! — перебила его Ателинда, стараясь приподняться на ложе. Ауриана же была не столько изумлена, сколько встревожена; ее живой ум быстро переваривал все услышанное, сопоставляя с тем, что она уже знала, и делая выводы.

— И все же, так оно и было, моя госпожа. Спроси любого, кто находился тогда там, — в голосе Ганакса звучала детская обида, он воспринял слова Ателинды, как недоверие к собственной персоне. — А затем Бальдемар обратился к человеку, который назвался Бранхардом и стоял вплотную к нашему предводителю: «Приветствую и тебя, Секст Анней Курций, римский шпион и хозяин Видо». Подумайте только, этот негодяй, оказывается, имел целых три имени! Эта подлая римская крыса пробралась в самое сердце наших земель, чтоб подточить наш дом изнутри. Какое вероломство!

Ателинда покачала головой, вздохнув и слабо улыбнувшись на эту гневную тираду юного воина.

— Вот змея! — прошептала Ауриана. — Все это время Видо покупал себе сторонников на римские денежки, — внезапно ее голос дрогнул, и она взволнованно взглянула на мать. — Его сторонники! Мама, это люди Видо напали на нас тогда, они переоделись гермундурами! Да Видо просто обезумел!

Ателинда кивнула, но было заметно, что ее интересовали больше события, произошедшие на Холме Овечьей Головы, чем рассуждения дочери. И Ауриана с тоской подумала об отце — если бы он сейчас был здесь, то несомненно заинтересовался бы ее рассуждениями ничуть не меньше, чем произошедшими событиями.

— И Бранхард, — с воодушевлением проговорил Ганакс, который вошел в роль и начал сопровождать свой удивительный рассказ гримасами и ухмылками, изображая в лицах участников событий и демонстрируя при этом частичное отсутствие передних, выбитых в стычках зубов, — или скорее Секст Курций, остолбенел на месте с видом законченного дурака! Его лицо стало белей волос старого Гейзара. Он, по-видимому, пришел в такой ужас, что просто потерял рассудок, потому что выступил вперед и начал лепетать, обращаясь к Бальдемару: «Пойдем с нами, еще не поздно, с нами тебя ждет сытая благополучная жизнь, я замолвлю за тебя словечко перед Наместником», и прочий вздор, обличавший его самого самым откровенным образом перед всем войском! Если у людей до этого и были еще какие-то сомнения, то теперь они полностью рассеялись. Воины начали роптать, послышались первые возмущенные крики и даже бряцанье оружием. В этот момент Видо предпринял отчаянную попытку вновь овладеть ситуацией. «Детские игры закончились, Бальдемар, — крикнул он. — Теперь ты мой пленник. И я выпущу тебя на волю целым и невредимым только при одном условии — если ты отдашь Ауриану замуж за одного из моих сыновей!»

— «Мой пленник!» — перебила Ауриана рассказчика. — Да он выражается, как какой-нибудь римский работорговец! А что предприняли воины в ответ на такие речи Видо?

— Самые отважные из них разразились громкими угрозами в адрес Видо. Тогда он призвал своих сторонников напасть на этих воинов и покончить с ними силой оружия. Они убивали, словно римляне, не щадя ни старого, ни малого, ни больного. Бальдемару ничего не оставалось, как попытаться переломить ход событий. Кто-то подал ему лошадь, и когда люди увидели, что их доблестный предводитель, покрытый славой, с глазами, полными боевого задора, сидит верхом на своем скакуне, они воспряли духом. Встав во главе своей дружины, Бальдемар бросился на бесчинствующих людей Видо. Сторонники Бальдемара проявили чудеса мужества и отваги, казалось, они утратили всякий страх, потому что их вождь был с ними, вел их в бой. Даже сопровождающие войско оружейники, сказители и матери с детьми ринулись в атаку на головорезов Видо. И те, дрогнув, отступили перед их яростным напором. Бранхард пытался спастись бегством, но кто-то убил лошадь под ним, и целая толпа народа сгрудилась над поверженным, словно осы, слетевшиеся к миске с медом. Римлянин был весь в крови — таким я его видел в последний раз. Что с ним произошло дальше? Его разорвали на части. У меня с собой в дорожном мешке правая кисть этого негодяя, ее подобрал с места событий Торгильд, который затем проиграл мне этот трофей в кости.

Ганакс сделал движение, намереваясь достать свой отвратительный трофей, чтобы показать его женщинам, но Ателинда остановила его коротким решительным жестом.

— Поспеши с окончанием рассказа! — приказала она.

И хотя юноша вновь почувствовал себя уязвленным, он повиновался.

— Сторонники обступили Видо плотным кольцом, защищая, как яичная скорлупа яйцо, и предателю удалось избежать праведной мести. Бальдемар же — ах, если бы он поворотил коня и не стал преследовать их, когда негодяи бежали! — продолжил погоню и почти настиг их. В конце концов, чье-то метко посланное копье поразило на скаку его лошадь. Животное упало, по существу раздавив правую ногу всадника. Увечье оказалось тяжелым.

— Я должна немедленно отправиться туда, чтобы облегчить его муки!

— Нет, мама. Любая дорога убьет тебя, — сказала Ауриана. Она тоже сильно тревожилась за жизнь и здоровье отца, но старалась не подавать вида, чтобы не причинить Ателинде еще больших страданий. — Неужели ты думаешь, что опытные врачевательницы менее искусны в своем деле, чем ты? Я уверена, все будет хорошо.

— Она права; через некоторое время Бальдемар должен поправиться, — продолжал Ганакс. — Но то, что с ним случилось, иначе как несчастьем не назовешь. Нога сломана в нескольких местах. Говорят, что он не сможет участвовать в военных действиях до самых праздников Майи, а это еще по крайней мере девять лун.