Один из них, увидев Пушкина не в военном облачении, а во фраке, осведомился, кто он. Услышав, что пред ним поэт, он сложил руки на грудь, поклонился и обратился к Пушкину с восточным приветствием:

«Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокровищах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются».

Выходя из палатки, где находились сераскир и пленные паши, Пушкин увидел молодого человека, полунагого, в бараньей шапке, с дубиною в руке и с бурдюком за плечами. Он кричал во все горло. Пушкину пояснили, что это был «брат» его, дервиш, пришедший приветствовать победителей.

Взятием Арзрума война была закончена. 2 сентября 1829 года был заключен с Турцией Адрианопольский мир, по которому Россия приобретала острова в устье Дуная и по которому к ней переходило все кавказское побережье Черного моря от устьев Кубани до северной границы Аджарии, а также крепости Ахалкалаки и Ахалцых с прилежащими районами на Черноморском побережье Кавказа от Анапы до Поти. Греция получала независимость.

Позже, уже находясь в Москве и получив сообщение о заключении мира, Пушкин прославил эту победу в стихах:

Опять увенчаны мы славой.

Опять кичливый враг сражен,

Решен в Арзруме спор кровавый,

В Эдырне мир провозглашен.

И дале двинулась Россия,

И юг державно облегла,

И пол-Эвксина вовлекла

В свои объятия тугие.

* * *

Из палатки Раевского в лагере Пушкин после взятия Арзрума переселился во дворец сераскира. С Паскевичем, который вначале встретил и принял его радушно, отношения испортились. Главнокомандующий, быть может, надеялся, что поэт будет воспевать его подвиги, и советовал во время боев находиться неотлучно при нем. А Пушкин при первой же возможности, по воспоминанию участника похода, скрывался от него и неожиданно оказывался где-нибудь впереди, в самой свалке сражения. Паскевич неоднократно предупреждал Пушкина не зарываться так далеко.

Не нравилось Паскевичу слишком близкое общение поэта с своими друзьями, разжалованными и направленными в армию декабристами. Это было главное. Наконец он вызвал его к себе в палатку и резко заявил:

– Господин Пушкин! Мне вас жаль, жизнь ваша дорога для России. Вам здесь делать нечего, а потому я советую немедленно уехать из армии обратно, и я уже велел приготовить для вас благонадежный конвой.

Пушкин порывисто поклонился Паскевичу, выбежал из палатки и начал собираться в путь.

19 июля 1829 года Пушкин пришел к Паскевичу проститься. Тот подарил ему на память турецкую саблю. «Она хранится у меня памятником моего странствования вослед блестящего героя по завоеванным пустыням Армении», - записал Пушкин. Она и сегодня хранится в последней квартире поэта на Набережной Мойки, 12, в Ленинграде.

В тот же день Пушкин покинул лагерь. Направляясь прежним путем в Москву, он 1 августа был уже в Тифлисе. Здесь посетил свежую могилу Грибоедова. Преклонив колена, «долго стоял, наклонив голову, а когда поднялся, на глазах его были заметны слезы».

И записал: «Не знаю ничего завиднее последних его годов бурной жизни. Самая смерть, постигшая его посреди смелого, неравного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна».

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 

МОСКВА - ПЕТЕРБУРГ 

1829-1830 

«Сколько мук ожидало меня по возвращении!»

Довольно! С ясною душою 

Пускаюсь ныне в новый путь 

От жизни прошлой отдохнуть.

А. С. Пушкин. «Евгений Онегин»

В двадцатых числах сентября Пушкин вернулся в Москву. Он поспешил к Гончаровым, но здесь его ожидал холодный прием. Как вспоминал брат Гончаровой: «Было утро; мать еще спала, а дети сидели в столовой за чаем. Вдруг стук на крыльце, и вслед за тем в самую столовую влетает из прихожей калоша. Это Пушкин, торопливо раздевавшийся. Войдя, он тотчас спрашивает про Наталью Николаевну. За нею пошли, но она не смела выйти, не спросившись матери, которую разбудили. Будущая теща приняла Пушкина в постели».

Удрученный таким приемом, Пушкин писал ей позже: «Когда я увидел ее в первый раз, красоту ее едва начинали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась, я сделал предложение, ваш ответ, при всей его неопределенности, на мгновение свел меня с ума; в ту же ночь я уехал в армию, вы спросите меня - зачем? Клянусь вам, не знаю, но какая-то непроизвольная тоска гнала меня из Москвы; я бы не. мог там вынести ни вашего, ни ее присутствия. Я вам писал; надеялся, ждал ответа - он не приходил...