Богатая «партитура жизни» Юдиной получает в письмах поистине симфоническое и полифоническое звучание. Все темы жизни, выпукло инструментованные, проходят перед нами. Главные из них – ее нравственные, религиозные искания, Музыка и Бог, явившийся ей через музыку. «Я знаю лишь один путь к Богу: чрез искусство […] чрез одну ветвь его – музыку», – писала 17-летняя Маруся в своем дневнике. Отныне вера в Бога определяет все ее поступки, ее свершения – и в искусстве, и в жизни. Вера открывала особое зрение, давала высоту и глубину ее музыкальным концепциям. Но «вера без дел мертва» (Иаков, 2.4), и Мария Вениаминовна чувствовала это особенно остро. Бог дал ей любовь ко всему тварному миру и направлял ее взор и сердце к людям, к их страданиям и невзгодам. Больше всего она жаждала общего дела, деяний для народа. Мария Вениаминовна говорила: «Чужая рубашка ближе к телу», – и любила повторять слова Апостола Павла: «Тяготы друг друга носите и тем исполните закон Христов» (Гал.6. 1.2). И это тоже было слышно в ее интерпретациях. «Человек и был темой всего ее творчества, и поэтому она достигла таких вершин прекрасного», – удивительно точно сказал о ней Я. И. Зак [362] .

Перелистывая страницы писем, мы становимся свидетелями многих исполнительских триумфов Юдиной, радостного признания ее искусства единомышленниками. Друзья, переполненные впечатлениями от ее исполнения, пишут ей восторженные письма, полные высочайших оценок, любви и благодарности. «Катарсис дают Ваши – увы, столь скупые! – выступления», – читаем мы в письме поэта В. А. Пяста. А иеродьякон Макарий – из окружения Патриарха Алексия I – писал ей: «Ваша музыка продолжает поток благодати, которую мы получаем в церкви. Как за этот дар Божий не благодарить Вас?».

Сама Мария Вениаминовна всегда была в центре художественной жизни и очень остро и горячо реагировала на все новое. Вот в письме к Б. Л. Пастернаку она высказывает свое потрясение после того, как он в ее доме читал части своего романа «Доктор Живаго»: «Вы точно протерли тусклые стекла наших бескрылых восприятий». А какие слова находит она для С. С. Прокофьева, побывав на премьере его оперы «Война и мир» в 1945 г.: «Вы достигли главной цели Толстого […] Вы провозгласили – для “имеющих уши слышать” – торжество добра и любви. […] Меня это не удивило, ибо я давно и всегда усматривала голос Вечности в ряде Ваших сочинений…». Она умела преклоняться до забвения себя и нередко поступала так, как сделала, впервые услышав 13-ю симфонию Д. Д. Шостаковича: «Я была поистине счастлива и в слезах поднялась к нему и поцеловала ему руку, он ее отнял, мы поцеловались, как встарь». Такой же восторг она испытывала по отношению к боготворимому ею И. Ф. Стравинскому и его музыке. Подобные примеры можно было бы множить и множить.

Естественно, не все темы этой эпистолярной симфонии жизни звучат гармонично, не все ласкают слух. В ней много болезненных, скрежещущих диссонансов. Это противостояние господствующей идеологии, борьба за правду, это постоянные остракизмы. Взять хотя бы тему изгнания, возникающую не раз и не два. Вот изгнание за веру из Ленинградской консерватории в 1930 г., сопровождавшееся разгромной статьей «Ряса у кафедры» в «Красной газете». А вокруг – тревожные события в религиозной жизни, близко касающиеся Юдиной, аресты и преследования друзей. О своих ощущениях она пишет М. Ф. Гнесину: «Глубокой ночью, […] в тишине точно слышишь стоны мировой истории, тяжкий, грузный скрип колес, немазаных осей, битых камней…». Но как важно, продолжает она, «сознавать себя свободным в рабстве, любящим среди ненависти, помнящим Бога среди атеизма»! Это будет означать, что «и свобода, и любовь, и вера – однажды восторжествуют». А вот спустя 30 лет Юдину изгоняют из Института им. Гнесиных – за открытое исповедание веры и за пропаганду музыкального авангарда, в том числе музыки «нашего классового врага» Стравинского. Любопытен и характерен – как для Юдиной, так и для советской морали – тот факт, что, когда в 1962 г. Стравинский был приглашен на родину для празднования своего 80-летия, все недавние хулители запели ему осанну. А Мария Вениаминовна написала в письме к К. Ю. Стравинской: «Я не вижу во лжи никакой ценности, даже если она временно соответствует истине»… Но удар следует за ударом. Через три года, в 1963, ее лишают возможности концертировать – и опять за «новую музыку»! Спустя несколько лет она скажет, что, быть может, «удар и есть величайший дар».

В собрании этой монументальной переписки все чрезвычайно важно и красноречиво. Интересен и нетрадиционен прием, найденный Кузнецовым: каждой книге он дает название. Это своего рода «ключевые слова», слова, принадлежащие Юдиной, взятые из этих же писем. В них – смысловой стержень данного периода жизни. Символично перекликаются названия 1-го и 5-го томов, где ключевое слово – Дух: «Высокий стойкий дух» и «Дух дышит, где хочет», – одно из любимых евангельских изречений Марии Вениаминовны. Серьезный философский постулат заключен в юдинских словах – «Нереальность зла», ставших названием 6-го тома. Юдина была твердо убеждена в бессилии, «нереальности зла», верила в то, что «добро всегда побеждает зло».

Обращают на себя внимание и структура книг, необычайно богатый справочный аппарат и особенно глубоко продуманные, аналитические, выстраданные составителем – Кузнецовым – вступительные статьи и удивительные комментарии. Роль всего вместе взятого можно сравнить разве что с оркестровым сопровождением инструментального концерта, которое уже неотделимо от «сольной партии», обогащает ее новыми красками и смыслами, придает монументальное звучание. В последних трех томах Кузнецов почувствовал необходимость выйти за пределы эпистолярного жанра и добавить воспоминания о Юдиной и статьи исследователей ее творчества. Всем этим материалам он отводил роль развернутых комментариев, которые еще больше расширяют панораму событий, отраженных в письмах, делают ее осязаемой, зримой, заставляют нас сопереживать Марии Вениаминовне во всех радостях и невзгодах, увидеть в ней не только художника, творца вечных ценностей, но и человека в непростых жизненных обстоятельствах.

«Где присутствует Юдина, там живет высокий Дух, – это всегда было очевидно всем, кто слушал ее, кто общался с ней», – писал Кузнецов. Высокий Дух, питаемый верой в Бога, струится в «веренице» воспоминаний и наполняет ее непревзойденные статьи о музыке и лекции «Романтизм. Истоки и параллели», вошедшие в уже упоминаемую книгу «Лучи Божественной Любви». Размышляя о явлении романтизма в искусстве, об Интермеццо Брамса, о «Картинках с выставки» Мусоргского, о последней, 32-й сонате Бетховена, Юдина помещает все это в мировой космос, в вечность, находит небывалые параллели и пересечения, открывает единый вневременной источник познания. Она чувствует, что именно ей, соприкоснувшейся с истинной философской мыслью, с теологическим пониманием мира, человека и истории, дано узреть Истинное Лицо Музыки, дано заглянуть в те области, которые открылись ей через Музыку. И она жаждет поделиться этим с людьми.

Ценность литературного наследия Марии Вениаминовны Юдиной, одной из крупнейших фигур в мировом музыкальном исполнительском искусстве XX в., трудно переоценить. Такое сочетание – действующий музыкант и незаурядный, оригинальный мыслитель, обращающий внимание на онтологические аспекты культуры, – встречается нечасто. Художник, страстно искавший синтеза, она сама олицетворяла собой синтез, скрепленный несокрушимой верой и силой Духа. Пользуясь ее же метафорой, можно сказать, что она высилась «подобно колонне, столбу, столпу», не давая стереть с лица земли русскую культуру. Мы по-прежнему нуждаемся в таких людях, ибо они несут в себе незыблемый нравственный закон, веру в нетленность и действенную силу красоты и преображают мир своим искусством. Одним из таких людей был и Анатолий Михайлович Кузнецов, втянутый во все расширяющееся «кольцо мировой симпатии», благодаря научному подвигу которого имя и творчество Марии Вениаминовны Юдиной стало достоянием мировой культуры.