– А чего хотите вы?

– Я хочу получить грамотные акты судебно-медицинского исследования трупов больных Вородкина и Кошкарова, умерших от утопления. Они добровольно утопились, написав перед этим общую предсмертную записку. А вам надо написать акт о том, что с ними произошло после утопления и месячного пребывания в воде. Как писать акты, вы знаете лучше меня. Я зайду за ними через два часа, – широко шагая костлявыми ногами, Нежков вышел на улицу.

Трущенко смотрел ему вслед как старая побитая собачонка.

В кабинет Софьи Николаевны Валко вошел мужчина лет сорока. Стекла очков скрывали его взгляд.

– Здравствуйте, Софья Николаевна.

– Это вы мне звонили?

– Да, я. Меня зовут Юрий Тимофеевич Миронов.

– А где же ваш пациент?

– Он ждет меня под окнами вашего офиса.

– Один?

– За ним присматривает мой охранник.

Софья Николаевна поднялась с кресла, подошла к окну и выглянула на улицу. К переднему крылу машины, стоящей у медицинского центра, прислонился небритый мужчина и безучастно смотрел вдаль. Его рот был открыт, а с нижней губы свисала слюна. По левой штанине его брюк поползло вниз мокрое пятно. Не шелохнувшись, мужчина продолжал смотреть вдаль. Из машины вышел крепкий человек, укоризненно покачал головой и втащил мужчину в кабину.

– Ему не помогли ни гипноз, ни психоанализ, ни мои установки на излечение. Я исчерпал все свои возможности и привез его к вам, – сказал Миронов.

– А кто порекомендовал вам обратиться именно ко мне? – спросила Софья Николаевна.

– Этот человек просил, чтобы я не называл его имени. Скажу лишь, что он бизнесмен. Он пережил сильный стресс, потом ушел в трехмесячный запой, после которого у него была суицидная попытка. Но вы вернули его к жизни, и он готов на вас молиться. После лечения у вас он отдал сеть своих магазинов сыну, а сам вдруг начал писать книги. Пишет притчи и сказки. Кстати, неплохие. Их уже перевели на несколько языков. По утрам он пробегает по десять километров, а я поддерживаю его психику установочными беседами.

– Я поняла, о ком идет речь.

– У человека, которого я привез, депрессия и упадок сил. Он не хочет ни жить, ни работать, ни общаться. Он не выходит из своего дома, часами сидит в углу спальни и неподвижно смотрит на обои. Есть и пить его буквально заставляют, иначе он умер бы от истощения. Последнюю неделю его принудительно кормили через зонд. Доверить ему бритву опасно для его же жизни, и к нему приходит парикмахер. Но прежде чем показать его вам, я хочу узнать, как вы будете его лечить, – Юрий Тимофеевич снял очки и протер их салфеткой. Без очков его глаза казались по-детски беззащитными. – Простите, но я не знаком с вашей лечебной методикой.

– Я осмотрю больного, поставлю диагноз и решу, смогу ли я ему помочь. А уж потом начну его лечить. Я сочетаю гештальт-терапию с арт-терапией, гипнозом и психоанализом. Иногда приходится дополнительно стимулировать кровеносные сосуды, питающие головной мозг.

Юрий Тимофеевич вежливо улыбнулся.

– А как вы это делаете?

– Что – это?

– Как вы стимулируете кровеносные сосуды?

– Это ноу-хау, которое я не могу раскрыть до получения патента на изобретение и публикации статьи на эту тему.

Софья Николаевна поправила прическу и поднялась с кресла. У нее была фигура спортсменки, зовущие губы и карие глаза.

– Ведите своего пациента. Только учтите, я беседую с пациентами без свидетелей.

– Но я, как его лечащий врач, обязан присутствовать при вашей беседе с ним.

– Тогда вы обратились не по адресу.

Юрий Тимофеевич вздохнул, достал мобильный телефон и нажал кнопку на нем.

– Володя, веди Валентина Павловича на второй этаж.

Юрий Тимофеевич незаметно рассматривал Софью Николаевну. Ее возраст определить было трудно – где-то между тридцатью и сорока годами.

– Я ненадолго выйду, а вы пока встречайте своего больного и укладывайте вот на эту кушетку, – сказала Софья Николаевна.

Через несколько минут крепкий мужчина ввел в кабинет заросшего щетиной человека. Его голова тряслась и, казалось, вот-вот оторвется от шеи, упадет и покатится по полу.

Крепкий мужчина остался у входа, а больной, шатаясь и шаркая ногами, пошел дальше. Он задел ногой какой-то провод на полу, споткнулся и должен был плашмя удариться лицом о низенький столик с кофейником и чашками, но вовремя сгруппировался и мягко приземлился на руки. Его голова перестала трястись, он резко оглянулся и, осмотрев помещение цепким взглядом, пружинисто поднялся с пола. Юрий Тимофеевич подскочил к нему, повел к дивану и усадил.

– Валентин Павлович, вы не ушиблись?

Но Валентин Павлович молча осматривал приборы на столике у кушетки. Один из них он осторожно взял в руки и потрогал отходящие от него провода. Сквозь небольшое отверстие в обоях за ним наблюдала Софья. Когда открылась дверь и она вошла в кабинет, глаза Валентина Павловича вновь помутнели, челюсть отвисла, на нижней губе появилась слюна, а голова затряслась.

– Сейчас я побеседую с больным, а вы можете идти, – сказала она Юрию Тимофеевичу.