— Я полагал, что здесь хозяин херра Линдблум.

— Нет. В такой же мере здесь хозяева и мы. Вот мы решили, что вы не пройдете в эти ворота, и вы не пройдете.

Юсси помолчал еще немного и вдруг сказал:

— А я все-таки пройду!

И он уже протянул руку, чтобы отстранить Антеро с дороги, но почувствовал, что руку его перехватили сбоку. Он сжал в кулак другую руку, чтобы нанести удар, но и эта рука была перехвачена. А рабочий, схвативший ее, сказал:

— Иди откуда пришел, парень. Работа у тебя здесь не получится.

Юсси окинул взглядом их враждебные лица. Он мог бы раскидать их всех, если бы пожелал, и все-таки пройти в пределы завода. Но выражение их лиц сказало ему, что работа здесь у него действительно не получится. Тогда он круто повернулся и ушел оттуда, не пытаясь даже пожаловаться Линдблуму, ибо понял, что Линдблум тут действительно ни при чем. Появилась на его заводе сила, которая не спрашивала у него, как ей поступать в том или ином случае. Пришлось Юсси опять вернуться в глухие леса Туммалахти, к соседству буйных Эйно — Рейно и одинокой Майи Линтунен.

И вот он сидел теперь за столом в моей лачуге, прислонясь к стене спиной, и думал, наверно, о том, чтобы продолжить скорей свой путь к сестре, которую опять не видел много месяцев. А пока он об этом думал, открылась дверь, и в комнату вошла та самая черноволосая девушка, которую я теперь узнал, конечно. Она сказала после приветствия:

— Не пожелают ли уважаемые господа подписаться под воззванием сторонников мира?

Мы промолчали. Она раскрыла папку, вынула из нее лист бумаги, на котором что-то было напечатано крупными буквами, и положила этот лист перед нами на стол, добавив к нему вечное перо. Под печатным текстом уже виднелись чьи-то подписи, сделанные вкривь и вкось. Она сказала:

— Я была у Турунена и Ванхатакки. Они подписали. А Орвокки сама собрала семнадцать подписей в Метсякюля. У Сайтури подпись поставила только Матлеена, работница. Работники, очевидно, побоялись хозяина. А здесь, рядом с вами, на даче живут какие-то чужеземное люди. Они лишь посмеялись. А вы финны, надеюсь?

Юсси привстал, приглашая ее движением руки присесть на скамью напротив него. И когда она отрицательно качнула головой, он сказал, уже не садясь больше:

— Мы финны. Но зачем вы этим занимаетесь? Не к лицу такой красивой девушке этим заниматься.

Девушка гордо вскинула голову, сверкнув черными глазами, и спросила:

— Чем «этим»?

Юсси пояснил:

— Это же московская пропаганда.

Он сказал это без особенной убедительности в голосе, словно повторял чьи-то чужие слова — не свои. Он как бы напомнил ей этими словами: «Вот как принято у нас возражать на ваши призывы к миру. Что скажете на это, красавица?». Похоже было, что ему просто захотелось вызвать на живой разговор эту девушку, которую и любой другой парень не оставил бы без внимания. Только потому он и сказал ей эти уже не новые для финского уха слова. А если бы она сама с них начала, то он, может быть, стал бы доказывать ей совсем обратное, лишь бы втянуть ее в спор, а самому тем временем полюбоваться на нее вдоволь.

Так я понял про себя его ответ, и, когда она придвинула свой листок мне, я не стал его отпихивать и даже взял в руки перо. А она сказала:

— Не знаю, чья это пропаганда, но я не желаю больше войны. И эти люди тоже не желают.

Она указала на подписи. Но Юсси не смотрел на подписи. Он смотрел только на нее и слегка улыбался. Ей не понравилась его улыбка, и она перевела свой взгляд на меня. Я прочел то, что было напечатано на ее листке. Нет, я бы не сказал, что это было похоже на кремлевскую пропаганду. Желать, чтобы на тебя не упала атомная бомба, — надо ли это внушать пропагандой? Мне не надо было этого внушать. Я и без пропаганды не собирался пока что расставаться со своей жизнью, какая бы она ни была. И об этом я готов был заявить кому угодно с открытым сердцем.

Выбрав место рядом с именами Турунена и Ванхатакки, я добавил к ним свое. Юсси видел это, но промолчал. Не со мной собирался он разговаривать. Перед ним стояла девушка, которую он хотел заставить произнести еще несколько горячих слов. С этим намерением он кивнул на подписи и сказал:

— Эти люди слепы и наивны. От кого грозит миру война? От коммунистической России. А ее можно раздавить только силой. Миролюбие она принимает за слабость, а вызвать в ней уважение может лишь вид оружия, а не эти бумажки.

Он сказал это, и опять его слова прозвучали, как чужие, как не имеющие значения для него самого. Он сам словно бы прислушивался к ним со стороны, а заодно и ей предлагал на них откликнуться, с интересом ожидая ее возражения. Она сказала:

— Россия сама борется за мир.

Он усмехнулся:

— Чем? Такими же игрушками?

При этом он двинул по столу рукой и нечаянно задел перо, которое я уже успел ему подвинуть. Перо покатилось по столу. Девушка подхватила его, убрала в свою папку лист и пошла к двери. У двери она сказала, гневно глядя на Юсси: