Зарубежные обозреватели, несмотря на возражения китайских коллег, увидели в транспортной и финансовой инициативе Пекина «китайский план Маршалла» – политику использования экономических рычагов и инфраструктурных инвестиций для достижения политических целей. Отрицать наличие таких политических целей сложно. Их как минимум две: нейтрализация способности Соединенных Штатов Америки к ограничению влияния КНР в Азиатско-Тихоокеанском регионе и создание инфраструктуры вовлечения в китайский проект государств «стратегической периферии», а в среднесрочной перспективе – и государств за ее пределами. С учетом того, что такую политику в крупных масштабах и в течение уже длительного времени Пекин проводит в Центральной Азии, в среднесрочной перспективе это может создать вызов и для «евразийского» проекта России.

Аналогично политике КНР в отношении многосторонних институтов, модель ее отношений с соседними государствами – так называемая периферийная дипломатия (чжоубянь вайцзяо) – также значительно эволюционировала. В 1990-х годах Китай видел в соседних государствах, в первую очередь новых индустриальных странах, внешние источники модернизации, а в 2000-х годах его усилия в Восточной Азии были направлены на то, чтобы, «скрывая свои возможности», консолидировать свою стратегическую периферию и минимизировать риски ее использования внерегиональными (США) или региональными (Япония) игроками для ослабления Китая или замедления темпов его развития. На современном этапе Пекин переходит к реализации политики лидерства в Восточной Азии.

24–25 октября 2013 года в Пекине состоялся беспрецедентный по масштабам и уровню участников Рабочий форум по периферийной дипломатии, в котором принял участие и лидер КНР. С одной стороны, проведение форума стало реакцией на охлаждение отношений и рост противоречий с географическими соседями, с другой – еще одним подтверждением стремления руководства КНР произвести инвентаризацию стратегии отношений с соседними государствами и инструментов ее реализации в свете стремления Пекина занять лидерские позиции в АТР. В своем выступлении Си Цзиньпин подчеркнул, что главные цели периферийной дипломатии подчинены задачам достижения «двух целей столетия» и возрождения китайской нации, еще раз отметив, таким образом, ключевое значение состояния отношений с соседними государствами для реализации национальной стратегии. Комментируя результаты форума и выступление председателя КНР, известный исследователь Чэнь Сянъян из Китайского института современных международных отношений, близкого к правительственным кругам, выделил три группы задач «периферийной дипломатии» на пути к реализации «двух целей столетия» к 2021 и 2049 годам. Краткосрочными задачами на период до 2016 года, по его мнению, являются «создание в АТР в целом спокойной и благоприятной среды для успешного осуществления 12-го пятилетнего плана, недопущение потери контроля в региональных «горячих точках» АТР, а также наращивание возможностей по кризисному регулированию и контролю «горячих точек» [25] . Очевидно, исследователь прав, и в Китае не желали бы эскалации территориальных споров с соседними государствами, что может затруднить реализацию стратегии «пояса и пути». Время до 2021 года, по мнению Чэна, – это время «расширения периода стратегических возможностей» за счет расширения экономических связей с Азией. По его мнению, этот период предложит более подходящие условия для «надлежащего разрешения территориальных споров с соседними государствами». Долгосрочной (на 2020–2050 годы) задачей, по мнению исследователя, является создание благоприятной среды для «великого возрождения китайской нации», «полного объединения страны», «окончательного подъема Китая», а также его превращение в «защитника гармоничного АТР».

Наращивание Китаем усилий по взаимодействию с государствами стратегической периферии подтверждает его заявления о приоритетности этого направления для своей внешнеполитической стратегии. С целью углубления практического сотрудничества с государствами АСЕАН в сентябре 2013 года премьер Госсовета КНР Ли Кэцян предложил «проект повышения уровня» (шэнцзи бань) созданной в 2010 году крупнейшей в мире зоны свободной торговли Китай – АСЕАН (совокупная численность ее населения – 1,9 млрд человек) и пообещал прилагать усилия для расширения двусторонней торговли до объема в 1 трлн долларов к 2020 году [26] . В ноябре 2014 года на саммите Китай – АСЕАН «10+1» Ли Кэцян выступил уже с развернутой инициативой КНР по дальнейшему развитию отношений с государствами АСЕАН из 6 пунктов, содержавшей также призыв ускорить переговоры по Договору о дружбе, сотрудничеству и добрососедству между КНР и АСЕАН, ускорить создание взаимосвязанной транспортно-инфраструктурной сети, назвать 2015 год Годом морского сотрудничества КНР и АСЕАН, а также наращивать военно-морское сотрудничество: обсудить создание «горячей линии» Китай – АСЕАН по оборонным вопросам и провести совместные морские учения.

Доказательством того, что Китай начал задумываться не только о лидерстве в АТР, но и о превращении региона в зону своих приоритетных интересов, можно считать обогащение внешнеполитической доктрины КНР активным использованием концепции «общности исторической судьбы» (миньюнь гунтун ти) народов и стран Восточной Азии и модифицированной версии «нового взгляда на безопасность» (синь аньцюань гуань) – «новой азиатской концепции безопасности». В мае 2014 года, выступая на Совещании по взаимодействию и мерам доверия в Азии, Си Цзиньпин изложил свое видение обеих концепций. Китай переосмыслил и наполнил новыми смыслами уже устоявшийся во внешнеполитической традиции государства термин «новая концепция безопасности». Помимо традиционного его противопоставления практике военных союзов и традиционных же призывов стремиться к «общей, комплексной, устойчивой и неделимой безопасности», при которой споры и разногласия между государствами разрешаются посредством диалога, лидер КНР указал и новые черты этой концепции.

Прежде всего Пекин фактически поставил знак равенства между развитием и безопасностью: «Развитие – это основа безопасности, а безопасность – это необходимое условие для развития… Для большинства азиатских государств развитие означает максимальную безопасность и является первичным ключом к решению вопросов региональной безопасности» [27] . Следуя этой логике, государство, обеспечивающее региональное развитие, и есть государство, обеспечивающее региональную безопасность. Это пусть и имплицитная, но совершенно новая заявка на лидерство в регионе, при этом само новое понимание Китаем безопасности находится в явном противоречии с видением региональной безопасности Соединенными Штатами Америки.

Другой отличительной чертой новой концепции стал ее подчеркнуто «внутрирегиональный» характер. Признавая необходимость сотрудничества со всеми государствами и международными организациями в целях повышения уровня безопасности в регионе, Си Цзиньпин подчеркнул: «В конечном итоге, управлять делами в Азии, решать проблемы Азии и поддерживать безопасность в Азии должны народы Азии». Исходя из логики идеологов КНР, право азиатских государств на обеспечение безопасности собственными силами, как и право Китая говорить от имени Азии, определяется концепцией «общности исторической судьбы» народов Азии – еще одного ключевого элемента китайской внешнеполитической доктрины. Ее цель – используя социально-экономические и гуманитарные инструменты «мягкой силы», убедить государства Азии в желательности скорейшего превращения Китая в ведущую державу Азии и неразрывной связи интересов Китая с интересами других государств Азии.

Придавая концепции безопасности новое смысловое (безопасность – это развитие) и географическое (безопасность Азии должна определяться исключительно региональными, а не внерегиональными силами) измерение, Китай пытается представить себя как ключевое для обеспечения региональной безопасности государство, а Соединенные Штаты Америки – как агрессивного аутсайдера, представляющего для безопасности в Азии угрозу. Новая политика Пекина по мягкому «выдавливанию» США стала во многом реакцией на «возвращение» Вашингтона в Азию и его «стратегию восстановления равновесия» (rebalance) и знаменовала собой развитие Китаем существовавшего с 2000-х годов подхода «стратегического страхования» (strategic hedging) Пекином рисков безопасности в АТР. Этот подход состоял в укреплении отношений с союзниками и потенциальными союзниками Вашингтона в регионе, что девальвировало антикитайский элемент их диалога с США – в тот период Китай настаивал на сохранении присутствия Соединенных Штатов в АТР.