Катя застегнула на Александре последний крючок, оправила мундир и прильнула к его груди. Александр запечатлел на её устах прощальный поцелуй и скорым шагом пошёл к выходу...

Наступило тревожное время. Война не замедлила себя ждать. Болгарское ополчение, сформированное в Кишинёве, продефилировало перед императором в парадном марше и направилось к Дунаю.

Александр желал заручиться союзниками в войне. Следовало начать с Англии. Шувалов лишён дипломатического опыта, но у него был не менее значительный опыт — жандармский, сыскной. Решив на всякий случай его подкрепить, Александр послал в Лондон графа Николая Павловича Игнатьева, своего посла в Турции, которого турки пригвоздили прозвищем «лгун-паша». Игнатьев имел за плечами немалый дипломатический стаж, кроме того его почтенный батюшка стоял во главе Комитета министров. Лгун-паша умел искусно маневрировать, что было небесполезно в необычайно сложном сплетении обстоятельств, потому его миссия захватывала Берлин, Париж и Вену. Александр говорил после королевского правительства в Петербурге Лофтусу:

— России приписывали намерение покорить в будущем Индию и завладеть Константинополем. Есть ли что нелепей этих вымыслов. Первый из них совершенно неосуществим, а что касается до второго, то я вновь подтверждаю самым торжественным образом, что не имею ни такого желания, ни намерения.

Когда премьер-министр правительства королевы Виктории лорд Бенджамин Биконсфильд-Дизраэли получил донесение посла с заверениями царя, он только хмыкнул. Он сказал Игнатьеву: Англия не ввяжется в войну, если Александр торжественно заверит правительство её величества, что за «владычицей морей», как называли Великобританию, закреплены Суэцкий канал, Дарданеллы и даже Константинополь. Игнатьев тотчас передал это канцлеру князю Горчакову. Тот не колеблясь согласился на это требование от имени императора: в его глазах подобное согласие ничего не стоило. Всё решит война с турком.

Александр провёл совещание в Ливадии. В нём участвовали главные действующие лица: наследник — цесаревич Александр, будущий главнокомандующий великий князь Николай Николаевич [27] , министр финансов Михаил Христофорович Рейтерн. Было решено в случае разрыва с Турцией нанести главный удар именно на Константинополь. Рейтерн объявил, что казна пуста, что государственный дефицит, который был хронической болезнью российских финансов со времён Екатерины Великой и который ему удалось в какой-то мере подавить, вновь вырос до трёх миллиардов с половиною, ибо расходы на военные приготовления скакнули вверх.

— Государь, я предлагаю ввести особую пошлину на ввоз и назвать её золотой.

— Как это понимать?

— Очень просто: ввести оплату пошлины только золотом, это даст казне солидный прибыток.

— Действуйте, Михаил Христофорович, вам виднее, — поощрил Александр.

Оставался император и король Франц Иосиф. Австро-Венгрия немало претерпела от турок, и Александр надеялся, её монарх его поддержит.

Свидание двух императоров состоялось в Богемии, в замке Рейхштадт, где обычно проходили свидания такого уровня.

Франц Иосиф был радушен, всяко воодушевлял Александра. Произносил множество нелестных слов в адрес Оттоманской империи и турок: они-де вероломны и кровожадны, с ними нечего миндальничать, давно пора их укоротить. Но когда Александр заговорил о намерении в случае победного исхода войны образовать за Дунаем, на месте бывших турецких владений единое славянское государство, Франц Иосиф сухо объявил, что это чрезмерно. Он согласился, однако, возвратить России отторгнутый у неё по злосчастному Парижскому миру прилегающий к Дунаю изрядный кусок южной Бессарабии.

— Но по крайней мере Болгария, Албания и оставшаяся за Портой часть Румынии должны получить статус автономных княжеств, — настаивал Александр. — Право народов на государственность есть неотъемлемое право. Полагаю, что Греция должна получить свои коренные земли, отторгнутые у неё турками, — Фессалию, Эпир и Крит.

— С этим, пожалуй, можно согласиться, — ответствовал Франц Иосиф безо всякого энтузиазма. Такою же была его реакция на предложение Александра объявить Константинополь вольным городом.

— Знаю, Государь, вы хотели бы прикарманить себе, — хохотнул он. — Об этом мечтала ещё царица Екатерина...

— Берите далее вглубь: этого желал наш Великий Пётр...

— Ну вот, ну вот. Но ни одна из великих держав на это не согласится, как вы понимаете. Вольный городок? Гм... Может быть, но не уверен. Тут такой клубок интересов, такой узел, что его не смог бы, знаете ли, разрубить сам Александр Македонский. Конечно, я лично склонен считать, что турки должны совсем убраться из Европы...

— Я именно об этом хлопочу. И если мечта о воссоздании великой Византийской империи, которую столь рьяно стремилась осуществить моя великая прабабка, остаётся, увы, неосуществимой, то по крайности статус Константинополя должен быть особым. Ему должно возвратить его историческое имя и столь же историческое значение одного из центров христианства, если хотите — его столицы, — закончил Александр.

— Это, надо полагать, не примут ни в Париже, ни в Лондоне, ни в Берлине, — ответствовал Франц Иосиф. — Как вы полагаете, граф? — обратился он к своему первому министру графу Андраши.