— Ладно. Иди, Саша, я устала. Я буду молиться за тебя.

— Мари, дорогая моя, я понимаю, что эти два покушения напугали тебя, и только этим можно объяснить твою положительно чрезмерную подозрительность...

— А ты уверен, что покушений было только два? И что-то, ещё одно, не достигло цели?..

— Тебе нравится? — спросил Александр у Кати. Она погладила спинку нового кресла, оглядела комнату, где всё было новым и нарядным.

— Да, очень. Как же не нравится. И мне под цвет волос подходит, правда?

— Правда, — засмеялся Александр. — А не подходило бы — перебили. Я обожаю твои волосы, — он зарыл в них лицо. — Когда я гляжу через них, мир кажется солнечным, даже если на улице пасмурно. — Он огляделся, посмотрел наверх. — А твои родные там? — Она кивнула. — А вход один, общий?

— Нет, два, как ты хотел. От меня есть второй, во двор, прямо к каретному сараю.

— Замечательно. Ты выходишь со своей половины, через свой вход, к своему экипажу и едешь...

— К своему любимому, — подхватила Катя.

— И я не буду больше волноваться, что кто-то тебя видит по дороге.

— Если бы ещё я не волновалась, что кто-то опять...

— Ах, ты об этом... Не беспокойся, я забыл сказать тебе, я был у гадалки.

— У гадалки?

— Сказывают, она верно угадывает будущее.

— И что она предсказала тебе?

— Забавно. Что линия моей жизни прервётся искусственно.

— Ах, вот видишь...

— Но не скоро, с седьмой попытки пресечь её.

— Но, значит, я правильно волнуюсь.

— Но она не сказала, когда это случится. Может, мне тогда сто лет будет. И я тебе так надоем...

— Саша, почему ты имеешь привычку шутить над всем серьёзным?

— Потому, что это единственный способ не впасть в меланхолию. Меня с детства воспитывали в мысли о серьёзности того, что мне предстоит в этой жизни.

— Но разве не так?

— А по-настоящему серьёзное в ней только одно, — он засмеялся и обнял её.

По набережной медленно шли два человека. Со спины не было видно ни лиц их, ни возраста. Один был в сюртуке, второй — в генеральском мундире. За ними медленно охала карета.

Я предложил вам пройтись, генерал, не только потому, что после обеда моцион крайне полезен, особенно в нашем возрасте и при нашей комплекции... Но и потому, что лишние уши тут весьма опасны.

— Но ведь ваш кучер небось по вашему же ведомству служит?

— Ну и что с того? Доносить — их обязанность. Так что не сочтите за труд. Вы слышали о парижских приключениях нашего дорогого императора?

— Вы покушение имеете в виду?

— Нет. Во всяком случае, не то.

— Помилуйте, а разве было ещё одно покушение?

— В каком-то смысле. На его семейный покой. На его репутацию. Это не мои слова — императрицы.

— Даже так... Значит, и она знает про этот... эпизод?

— Да уж кто про него не знает. Только, боюсь, это не эпизод. К эпизодам мы привыкли. Это молодит, должно быть, разгоняет кровь, как говорит мой доктор. На здоровье. Даже Её величество относилась к этим шалостям снисходительно. Как она их называла?.. А, вот: государевы умиления. Недурно, согласитесь.

— Так, может, и это — очередное умиление?

— Не похоже. Отправиться в Париж, хотя все были против, нарваться после одного покушения на второе...

— А разве не Всемирная выставка была поводом? Чтобы промести переговоры с Наполеоном III?

— Мне тоже сначала так казалось. Но когда выяснилось, что переговоры велись не только с ним и не только днём, то всё стало понятно. Как всегда всё оказалось предельно просто. Шерше ля фам.

— Может, это просто совпадение?

— Может. Но тогда и то, что они встречаются в Зимнем, в кабинете покойного императора Николая Александровича, тоже следует числить по разряду совпадений?

— Не может быть! Граф, вы уверены в этом?

— Естественно, я не присутствовал при этом, но, судя по донесениям... Кто же ей ключ дал?

— Господи прости... Но ведь этажом выше императрица. Неровен час...

— Вот именно. Поэтому я и полагаю, что мы, как истинные слуги Его величества, радетели его высших интересов, равно как и общественной морали... должны предпринять какие-то шаги, чтобы уберечь нашего императора от дурного влияния. От, безусловно, дурного влияния.