А к царю идти надо... Медлил. Подбирал бумаги по украинским вестям. И дождался. Царь сам прислал за Матвеевым.

Поехал тотчас, а у царя уже Юрий Алексеевич Долгорукий, Никита Иванович Одоевский. Его ждут. Артамону Сергеевичу такое ожидание как маслице на пирожок. Подумать только, Матвеев в совете с этакими, с великими. Решался всего один вопрос: казаки не желают соединения с польским войском против турок и татар. Как быть? С королём договорено о совместных действиях.

— Король Ян Собеский — воин искусный! — усмехнулся князь Юрий Алексеевич. — Он скорее с турками соединится, чем останется один.

Князь Никита Иванович, вымученный поляками на последнем Андрусовском съезде, сказал с досадой:

— Да ведь султан с королём союза своего не разрывали.

— Сей союз победителя и побеждённого. Поляков такой союз ущемляет, как грыжу! — возразил Долгорукий.

Алексей Михайлович поднял глаза на Матвеева.

— Гетман Самойлович объявил твоему государеву посланцу: «Нам, казакам, соединяться с поляками нельзя ни на единый час! Коронный гетман Дмитрий Вишневецкий оттого воспылал дружбой к Москве, что у него на нашей стороне Днепра многие маетности. Присяга польская известная — боярина Шереметева за присягою в Крым продали. Что же до короля, то он для шляхты — пустой звук. Король сбор трубит, а шляхта увидала, что у него казна пуста, и разошлась по домам».

Царь молчал, переводил глаза с Долгорукого на Матвеева, с Матвеева на Одоевского.

И Артамон Сергеевич, не дожидаясь суждений первых людей царства, сказал:

— Соединение с польскими войсками отвратит казаков от тебя, великий государь. Сам знаешь, сколь опасны разговоры: Москва-де уступает королю Киев! Отразить нашествие татар и визиря по силам князю Ромодановскому и гетману Самойловичу. А стоит перейти нашим войскам на другую сторону Днепра — большинство городов, присягнувших гетману Дорошенко, будут челом бить твоему величеству. Дорошенко — имя на Украине ненавистное. В Чигирине татары и турки устроили невольничий рынок. И не где-нибудь — под окнами гетманских палат. Продают казаков, а выкупать их своим же казакам стало опасно. Были случаи, турки сердобольных волокли в пыточную: не московские ли лазутчики?

— Артамон Сергеевич прав, — согласился князь Одоевский. — С поляками нужно почаще сноситься, да не нужно соединяться.

Князь Юрий Алексеевич вздохнул:

— Прогнать татар и турок — сил у нас хватит. А вот чтобы утихомирить османов раз и навсегда — нужна большая общая война всех христианских государей.

— Золотое слово! — воскликнул Алексей Михайлович. — Но совета между царствами нет! Мы ведь писали коронному гетману Вишневецкому: коли королевские и литовские войска в соединении и в согласии не будут, соединяться с его полками московские воеводы тоже обождут.

Вопрос был решён, и Артамон Сергеевич, перекрестясь, сказал:

— Преставилась в Боровске княгиня Евдокия.

У Алексея Михайловича бровки прыгнули вверх-вниз, вверх-вниз, будто его застали за стыдным делом.

Никита Иванович встал, перекрестился.

Юрий Алексеевич помедлил, но тоже встал и тоже перекрестился.

— Царствия Небесного! — сказал царь, но глаза таращил по-совиному.

«Хорошо, что не наедине пришлось ему сообщить», — порадовался Артамон Сергеевич.

Богдан Матвеевич Хитрово водил по сокровищнице Оружейной палаты Фёдора Алексеевича. С царевичем были его дядька князь Фёдор Фёдорович Куракин и учитель отец Симеон Полоцкий. Смотрели дары иноземных послов и гостей.

— Здесь у нас аглицкое серебро. — Хитрово отомкнул шкаф, раскрыл дверцы. — Эти вот блюда привёз граф Карляйль. Уж лет десять тому... Пищали, пистолеты.

Царевич брал блюда в руки.

— Тяжёлые!

— Подольститься хотели, привилегии для своих купцов воротить прежние: торговлю без пошлин.

— А это что за дивные звери?!

— Именуются барсами. Куплены у английского гостя Фабиана великим государем Михаилом Фёдоровичем, дедушкой вашего высочества. Сё — кубки. Вино можно наливать.

Фёдор взялся за одного барса.

— Ваше высочество, в нём два пуда!

Царевич напружинился, поднял кубок над головой, подержал, поставил.

— В батюшку, в дедушку! — запел Хитрово. — И дедушка, и батюшка на медведя с рогатиной хаживали.

— Государю рисковать жизнь потехи ради — грешно, — сказал Фёдор, упираясь взглядом Богдану Матвеевичу в переносицу, как Симеон учил.

В другом шкафу хранились дары голландских купцов и посольств.

— Дедушка вашего высочества Илья Данилович Милославский из Амстердама привёз. Ездил утверждать любовь и дружбу между Россией и Голландией.

Фёдор взял с полки стопу. Крытая кружка с носиком в виде зубастого льва.

— Лев-то на гуся похож, — сказал Фёдор.

Хитрово так и рассыпался смешком: