— И все утихомирятся, — согласился Артамон Сергеевич.

— Господи! — Протопоп сложил персты щепотью, перекрестился. — И — всё! Жизнь! Кареты, слуги...

— Просто, — снова согласился Артамон Сергеевич.

Расстались — душевными приятелями.

— Зачем он приезжал? — спросила мужа Авдотья Григорьевна.

— Опоры проверяет, крепки ли? С патриархом дело затевается нешуточное. Царь Иоакима присмотрел за покладистость и — промахнулся.

— Последнее летнее тепло русский человек принимает как желанный, но нечаянный подарок.

— В канун Сретения Владимирской иконы Пресвятой Богородицы, заслонившей Москву от хромоногого Тимура, 25 августа небо над Коломенским теремом было как цветок весенний.

— Бабы и девки на высоких горах над Москвой-рекой водили хороводы, Наталья Кирилловна непременно поиграла бы с ними, но приходилось занимать иноземных дам: супругу цесарского посла Франциско де Боттони и её дочь, девочку лет двенадцати-тринадцати.

У Натальи Кирилловны под мышками было мокро: потчевать просвещённых дам незатейливой своей беседой — со стыда сгореть. И до обеда далеко. За столом о кушаньях прилично говорить, рецептами наливок делиться. А тут — о здоровье спросила, пригласила сесть, а дальше заело. Они молчат, и ей сказать нечего. В горле ком, мысли мечутся. И переводчик, дурак, онемел. Приезжие боярыни хуже олухов — глазами хлопают, слышно, как ресницы-то шелестят.

«Да ведь кто царица тут!» — взяла себя в шоры Наталья Кирилловна. Приметила: девочка украдкой стены разглядывает.

— Это жар-птицы! — со своего царского места поднялась, рукой по стене провела. — Сказки.

Гостьи с кресел повскакали, заулыбались. Разговор пошёл быстрый.

— Загородный дворец вашего величества — дивное кружево. О, эти несказанные запахи дерева, эти пламенные птицы на стенах! — Госпожа де Боттони глазки закатила.

— А те, другие, с женскими ликами, — кто они? — спросила девочка-фея.

— Птицы сирин! — объяснила Наталья Кирилловна. — Райские певуньи.

— Здесь сами краски поют! — воскликнула госпожа Боттони. — В такой палате понимаешь, какая великая тайна для мира — царство вашего величества.

А дочка её, смотревшая в окно, повернула сияющее личико и сделала быстрое своё приседание.

— Ваше величество! Кто они? Что они делают?

— Крестьянки! — махнула ручкой Наталья Кирилловна. — Хлеб убрали, вот и тешатся, хороводы водят. Теплу радуются.

— А можно посмотреть поближе?

— Отчего же! — обрадовалась Наталья Кирилловна, но коготок царапнул по сердцу: небось девки в лаптях, в чумазых сарафанах. Поспешила подстраховаться. — Это — народ. Деревенщина.

А вышли на горку — совестно стало. Сарафаны на бабах, на девках — один другого краше. Кокошники и сороки расшиты жемчугом речным, рубахи — в рукоделье. Чёботы, правда, редко на ком. Большинство молодиц в лапоточках, в новеньких, скрипучих.

Плыли девы и бабы по-лебединому.

У дочери посла ножки сами собой затанцевали. Наталья Кирилловна, счастливая да лёгкая после родов, рассмеялась и, забывши о всём государском величии, взяла девочку-фею за руку, а та успела матушку за собой повлечь, матушка своих дам, и стали они все — хороводом.

Крестьянки привыкли к царице, не стеснялись. Пели певуче, ходили змейками, кольцами, земли пятками не касаясь.

— Летим! — крикнула девочка-фея царице по-своему, переводчик не сплоховал, перевёл.

— Плывём! — откликнулась Наталья Кирилловна, прикрывая веками глаза и видя себя в родной деревеньке. Даже вспомнился медвяный запах свежей соломы. Открыла глаза, потянула ноздрями воздух — от девки, которую за руку держит, юностью пахнет.

Алексей Михайлович в это самое время показывал гостям соколов. В Коломенском сокольничий терем был невелик, но держали здесь птиц отменных. С Франциском де Боттони были товарищ его по посольству Яган Карл Терлингерен де Гусман и доктор Лаврентий Рингубер. С Рингубером Артамон Сергеевич имел тайную встречу, предлагал ему место доктора при царевиче Фёдоре. Лаврентий Рингубер прежде служил в Москве, но потом ездил переводчиком в посольстве Менезиуса к цесарю и к папе римскому. Остался в Вене.

Лаврентий предложения не принял. Сказал прямо:

— У наследника нездоровая кровь. Это не жилец на белом свете.

А в Коломенском встреча удалась. Послы много восторгались.

Соколы — чудо! Дворец — чудо! Обед восхитил: уха из сорока рыбьих пород, великое разнообразие дичи, русские меды, квасы, русские ягоды.

Единственное тёмное пятнышко оставила просьба послов: разрешить построить в Немецкой слободе протестантскую церковь.

Договорившись об отпуске посольства 13 октября, вдень Иверской иконы Божией Матери, царь проводил гостей до их кареты. Артамон Сергеевич почёта ради должен был ехать с Франциском де Боттони. Царь шепнул ему: