Молодёжь Эвонли готовилась к предстоящему событию в течение нескольких недель, и многие школьники с нетерпением его ожидали, так как их старшие братья и сёстры должны были принять в нём участие. Все от мала до велика, собирались на концерт, за исключением разве что Кэрри Слоан, чей отец был вполне солидарен с Мариллой относительно посещения маленькими девочками вечерних концертов. Бедняжка проплакала весь день, уткнувшись лицом в учебник грамматики. Жизнь ей стала не мила!

Подобно тому, как сила звука нарастает в крещендо, так же возрастало приятное возбуждение Энни с того момента, как распустили школу после занятий. На концерте же она просто довела себя до экстаза… Но прежде вновь состоялось «элегантное чаепитие»; затем они предались приятному занятию – переодеванию в маленькой Дианиной комнатке наверху. Диана соорудила на голове Энни наимоднейшую причёску в стиле «помпадур», а та в свою очередь завязала банты Дианы неким хитрым, ей одной известным способом. Им пришлось изрядно повозиться с волосами друг друга; они испробовали, как минимум, с полдюжины разных укладок, прежде, чем добились желаемого. Щёчки их разрумянились, а глаза лихорадочно блестели.

Что правда – то правда: Энни не могла не заметить, насколько выгодно отличается пушистая меховая шапочка и жакет подруги от её обуженного, серенького, убогого пальтишки, сшитого в домашних условиях. Но ведь у неё было богатое воображение!

Прибыли Дианины кузины, Мурреи из Нью-Бриджа; они примчались, закутанные в меха, в больших санях, устланных соломой. В них-то все и отправились в клуб, наслаждаясь лёгким скольжением по тихо хрустевшему снежку, присыпавшему дороги. На фоне волшебного заката белели холмы, а тёмно-синий залив Святого Лаврентия казался огромной чашей с жемчугами и сапфирами в горящем глинтвейне… Повсюду, словно приглушённые смешки лесных эльфов, раздавалось звяканье бубенчиков.

– О, Диана, – восхищённо прошептала Энни, находя Дианину руку в варежке под меховой накидкой на санях, – всё это как прекрасный сон, не правда ли? Неужели я выгляжу так, как обычно? Чувствую себя совсем иначе, нежели всегда, и мне кажется, что и облик мой изменился.

– Вы выглядите великолепно, – сказала Диана, которая только что, получив комплимент от одной из кузин, почувствовала в себе потребность вернуть его кому-нибудь. – У вас бесподобный цвет лица!

Вечерняя программа наполнила многократно повторявшимся трепетом, по крайней мере, одну юную зрительницу в зале; Энни заверила Диану, что каждый новый трепет был ещё трепетнее, чем предыдущий.

Когда Присси Эндрюс в новом розовом шёлковом платье с невообразимо узкой талией поднималась по лестнице на сцену, «загораживая собой лучи света», Энни ощутила, как её охватывает волна симпатии. На белой шее девушки красовалась нитка жемчуга, а в волосах – живая красная гвоздика. По залу поползли слухи, что за всем этим специально посылали в город. Когда же хор запел трогательную песню с названием «Там, высоко, над нежными маргаритками», Энни возвела свой взор к потолку, как если бы на нём были изображены ангелы. Сэм Слоан поставил сценку «Как герой сражался с курицей», и во время представления Энни смеялась до упаду да так заразительно, что все сидевшие рядом тоже покатились со смеху, хотя даже для Эвонли эта вещь казалась довольно заезженной. Когда мистер Филлипс, в роли Марка Антония, ораторствовал «над телом мёртвого Цезаря», беря за душу зрителей и бросая многозначительные взгляды на Присси Эндрюс в конце каждого предложения, – Энни показалось, что она готова вскочить с места и заклеймить любого «римлянина», который не последует за ним…

Только один номер из всей программы не удостоился её внимания. Пока Гильберт Блиф вдохновенно декламировал отрывок из «Бингена на Рейне», Энни раскрыла библиотечную книжку Роды Муррей и читала её до самого конца его выступления; Диана аплодировала Гилу до боли в ладонях, тогда как Энни вовсе не утруждала себя аплодисментами.

В одиннадцать они приехали домой, полные впечатлений, стараясь растянуть удовольствие в бесконечном обсуждении увиденного и услышанного. Казалось, всё в доме уснуло; в нём было темно и очень тихо. На цыпочках, неслышно ступая, девочки отправились в гостиную – длинную комнату, в которую выходила дверь пустовавшей спальни. В камине догорали дрова, и по всей комнате распространялось приятное тепло; здесь царил полумрак.

– Давайте разденемся прямо сейчас, – тихо предложила Диана. – Тут так тепло и уютно!

– Как чудесно мы провели время! – восторженно сказала Энни. – Я бы не отказалась продекламировать на таком концерте что-нибудь. Думаете, нас когда-нибудь попросят выступить там?

– Да, разумеется, – рано или поздно. Но они всегда предлагают прочесть что-нибудь большим школьникам. А вот Гильберт Блиф частенько выступает, хотя он лишь на два года нас старше! Энни, как вы могли не слушать его? Между прочим, когда он дошёл до места:

– Но это та, другая, не сестра, – он посмотрел прямо на вас…

– Диана, – с достоинством произнесла Энни. – Вы – моя лучшая подруга, но даже вам я не советую упоминать это имя в моём присутствии. Вы готовы ложиться? Ну, так побежали наперегонки! Кто быстрее достигнет постели? Ух!

И Диана приняла вызов. Две фигурки в белом пронеслись, словно вихрь, через гостиную, влетели в дверь спальни и одновременно прыгнули в постель. Вдруг под ними что-то заворочалось, закряхтело и застонало:

– Господи, помилуй!

Девочки, не помня себя от страха, соскочили с постели и исчезли из комнаты. Опомнились они, после безумных скачек, только наверху; обе стояли на цыпочках и тряслись всем телом.

– Ой, что это, вернее, кто это?! – спросила Энни, лязгая зубами от страха.

– Это… тётя Жозефина, – пробормотала Диана, давясь от смеха. – Надо же, приехала! Теперь она нас убьёт! Но всё это – так комично, Энни!

– А кто она, эта твоя тётушка Жозефина?

– Собственно, она папина тётя и живёт в Шарлотта-Тауне. Совсем старенькая, ей около семидесяти лет, и даже не верится, что когда-то она тоже была… маленькой девочкой. Мы ожидали её приезда, но не так скоро. Тётушка очень занудная и, вот увидишь, так разбранит нас за этот «ночной налёт». Ну, значит, придётся спать с Минни-Мэй; она так лягается во сне!