По льду движется враг. Белые плащи всадников сливаются с белым ледяным полем. А напротив стоит наше воинство. Пора. И ощетинилось оно пиками. Двинулось навстречу, приняло удар. Разыгрался бой. Псов-рыцарей били мечами, топорами, били простой дубиной, снимали с коней баграми.

Хорошо показано нарастание темпа от единоборства, от рукопашных схваток к стремительному преследованию бегущего врага. Сбылись предвидения Александра Невского — подался лед, расступился под «тяжелым немцем», озерная пучина поглотила врага.

Идея фильма выражена в пророчески знаменательных словах Александра Невского: «Кто с мечом к нам войдет — от меча и погибнет. На том стоит и стоять будет Русская земля!» В годы Великой Отечественной войны эти слова звучали для советских воинов как клятва.

Замечательна сцена, когда город встречает живых и мертвых героев, славных воинов. Не сунется больше враг. «Жив буду, сам побью, — говорит Александр Невский, — а помру, сынам накажу».

Это была победа моральная, нравственная, победа духа. Это была и победа военно-стратегическая, победа мысли: Александр Невский первый нашел противоядие безотказному тевтонскому «клину», противопоставив ему «клещи».

В центре фильма — монументальный образ Александра Невского, созданный выдающимся актером театра и кино Николаем Черкасовым. Был ли похож Александр Невский в его исполнении на подлинного, исторического героя? Нелегко ответить на этот вопрос: давние времена не сохранили нам точный портрет князя; документальная иконография недостаточно полно зафиксировала далекую эпоху XIII века. Можно, однако, сказать с уверенностью, что внешний облик и черты характера, которыми Черкасов и Эйзенштейн наделили своего героя, убеждают зрителей, отвечают их представлению о легендарном полководце. Бесстрашный и могучий, открытый и ясный, мудрый и справедливый — таким, вероятно, и был Александр. Отказавшись от детализации образа, актер лепит его крупными мазками, обобщенно, приподнято. Невский встает перед нами без «утепляющих» бытовых акцентов, он словно пришел из легенды, монументальный, великий и вместе с тем простой и доступный. Все черты героя, все его характеристики («князь», «дипломат», «полководец») сливаются в одно понятие — «патриот». Невский — Черкасов олицетворяет мудрость народа, необоримость его духа. Все это актер передает во взоре, ясном и светлом, в речи, скупой, но точной, в жесте, широком и уверенном. Александр встает во главе народных масс; во время решающей схватки с врагом появляется то в одном, то в другом месте, концентрируя в себе непреклонную волю народа, мощный патриотический подъем.

Два богатыря — Василий Буслай (артист Н. Охлопков) и Гаврила Олексич (артист А. Абрикосов) как бы стоят по обе стороны Александра. Один — олицетворение удали, другой — боец уравновешенный, мудрый. Оба ясно сознают свой долг перед Новгородом, перед народом. Характеры не выдуманы, созданы на основе новгородских былин и летописи.

Борьбу с тевтонцами авторы фильма показали как широкое народное движение. Рядом с Александром, Гаврилой Олексичем, Василием Буслаем и их дружинами сражались ремесленники и рыбаки, охотники и земледельцы. Тема подъема русских людей, активной силы народа последовательно проходит в образе кольчужника Игната (артист Д. Орлов), который кует победу в прямом и переносном смысле слова.

Да, патриотизм стал главной темой «Александра Невского», его пафосом. Обратившись к далекому XIII веку, Эйзенштейн ставил перед собой цель не в мельчайших подробностях воспроизвести эпоху, а, передав ее сущность, подчеркнуть те моменты истории, которые звучат особенно современно. «Историческая правда не то же, что исторический натурализм. Социалистический реализм в понимании истории так же далек и здесь от необобщенной и неосмысленной кучи фактов и частностей, что характерно для натурализма во всех его проявлениях.

Мало того, реалистическая картина явления может иногда даже встать в противоречие с голым механическим изложением фактов»22. Это суждение Эйзенштейна находит подтверждение в структуре фильма, во многих его элементах.

Режиссер, например, не пошел по пути точного копирования архаичного для нас языка XIII века, стилизации под фрески и иконы. Композитор Сергей Прокофьев отбросил чуждые нашему восприятию католические песнопения тех лет. От этого фильм только выиграл. Наши предки, не «застилизованные» веками, предстали перед нами как живые. Тема тевтонов развивается не в строгих канонах семивековой давности, а так, как ее представляем мы, живущие в XX веке.

Музыка в фильме — не фон, а важная часть целого. Она придает действию эпическую тональность, широту. А вместе с этим и некоторую условность, обобщенность, может быть, даже оперность. Эйзенштейн шел на это сознательно и такой стилистике подчинил весь изобразительный ряд фильма и игру актеров.

Обращение к далекому эпизоду истории имело еще один аспект, тесно связанный с современностью. Фильм раскрыл истоки немецкого милитаризма. Тевтонский и Ливонский рыцарские ордена возникли в Иерусалиме и с самого начала фарисейски, демагогически сочетали христианство, религию с самым махровым немецким национализмом, с полным уничтожением целых племен и народов, с превращением их в рабов. Псы-рыцари творили свои черные дела в белых одеяниях с нарисованным на них большим крестом. Такими они появляются в фильме, хотя традиционно, как известно, с белым цветом связано представление о моральной чистоте. Семьсот лет спустя фашистские потомки крестоносцев — «Gott mit uns» («С нами бог») было написано на пряжках их ремней — заживо сжигали миллионы людей в печах крематориев.

Историческое прошлое русского народа стало объектом пристального внимания другого классика советского кино — В. Пудовкина, который совместно с М. Доллером ставит в 1939 году фильм «Минин и Пожарский», а в 1940-м — «Суворов».

«Минин и Пожарский» возвращает нас к началу XVII века, к эпохе, вошедшей в историю под названием «смутного времени». В основе сценария, написанного В. Шкловским, его хроникальная повесть «Русские в XVII веке».

1610 год. Сложны, запутанны судьбы русского престола. Пользуясь неурядицами, польские паны, шведы грабят страну, мечтают стереть с лица земли ее государственность, превратить «в географическое понятие», а русских — в рабов.