— Николай Трофимович, надо срочно узнать… Спросите у вашего пожарного, что, здесь всегда так после работы? — сказал Карбышев.

— Сейчас. Момент…

И Николай Трофимович торопливо, но с соблюдением обычных предосторожностей стал продвигаться туда, где, постукивая нога об ногу, прохаживался моложавый пожарник.

Команда «Ахтунг!» — «Внимание!» застала Николая Трофимовича на полпути. Он резко повернул обратно и получил оплеуху от заксенхаузенского блокового.

— Was los ist? 1 — вдруг бесстрастно раздалось в нескольких шагах от них.

— Мютцен аб! — скомандовал блоковой, сдернул шапку и, оттопырив локти, отрапортовал, что команда вновь прибывших выстроена и все налицо.

— Данке,— сказал оберштурмфюрер и продолжал по-немец-ки: — Ты немец? Профессиональный преступник? Был капо?

— Яволь, оберштурмфюрер! Последние два года я был старшиной блока на ревире в концентрационном лагере Ораниен-бург-Заксенхаузен.

— Ты выглядишь абсолютным идиотом, но, может быть, ты сумеешь ответить и на мой первый вопрос… Что случилось? За что ты ударил этого кретина?

— Он шнырял в строю, оберштурмфюрер.

— Пеппи, запиши номер…

Карбышев понял, что будет дальше. Он сделал шаг вперед и сказал по-немецки:

— Это я послал своего солдата поискать огня. Мне захотелось курить… Прикажите, господин офицер, наказать меня, но не солдата, который выполнял распоряжение старшего.

1 Что такое?

124

Взгляды их встретились. Круглые птичьи глаза оберштурмфюрера ничего не выражали.

— Хорошо,— сказал он, почти не раскрывая рта.— Отставить, Пеппи… Вернитесь в строй, Карбышев, но имейте в виду: здесь нет ваших солдат и вы не вправе отдавать никаких распоряжений… Неужели вам до сих пор это непонятно?

— Мне это непонятно,— сказал Карбышев.

В эту же секунду, изловчившись, Пеппи плеткой ударил Карбышева по голове. Удар пришелся точно по простриженной в седых волосах дорожке. Карбышев покачнулся, но устоял. На его высоком лбу вздулся багровый рубец.

— Гут,— сказал оберштурмфюрер.— Сожалею, Карбышев, но у нас строгая дисциплина. Впрочем, за свои убеждения полезно пострадать. Не правда ли?

Карбышев молчал.

— Проклятый большевистский пес! — прошипел Пеппи.

— Терпение, малыш, терпение,— сказал оберштурмфюрер, нимало не раздражаясь, достал сигарету и, прежде чем прикурить, протянул огонек зажигалки к лицу Карбышева.— Можете воспользоваться… Но быстро!

Карбышев догадался, что его проверяют: действительно ли поискать огня он посылал солдата.

— Николай Трофимович, у вас есть?

Тот трясущимися пальцами извлек из-за пазухи сигарету и подал Карбышеву. Карбышев прикурил от огня, который продолжал держать возле его лица эсэсовец, машинально кивнул.

— Вы все-таки поблагодарили? — усмехнулся оберштурмфюрер.

— В данном случае— да.— Карбышев медленно выпрямился.— Ответьте и вы, господин офицер, если можно, на мой единственный вопрос…

Он сделал несколько затяжек и, почувствовав, что кружится голова, передал сигарету Николаю Трофимовичу, который скоренько потушил ее и окурок спрятал в карман.

— Весьма интересно,— сказал оберштурмфюрер.

— Скажите, о чем вы будете думать… когда за ваши преступления вас после войны поставят к стенке?

— Что значит — поставят к стенке? Когда меня будут расстреливать?— приподнял брови оберштурмфюрер.— Что это за вопрос?

— Я просил разрешения задать единственный вопрос, и, если я вас верно понял, вы разрешили. Но я не настаиваю на ответе… Пожалуйста.

— Оберштурмфюрер, мне кажется, мы опять чересчур много

125

времени тратим на психологию,— сказал Пеппи и нервно похлопал по голенищу своего сапога плеткой, свитой из бычьих жил.

— У нас еще есть время,— сказал оберштурмфюрер, очень глубоко затягиваясь и не сводя заострившегося взгляда с Карбышева.— У нас время еще есть. Так вас интересует…

— Да, очень,— сказал Карбышев.

— …О чем я буду думать, когда ваши солдаты станут убивать меня? — Оберштурмфюрер надменно поднял голову.— В виде исключения я отвечу на этот ваш единственный вопрос… Сперва я буду убивать ваших солдат, очень, очень много ваших солдат. Потом опять и опять, пока моя рука способна держать оружие. Но если когда-нибудь где-нибудь возникнет ситуация, при которой я, расстреляв патроны, попаду в руки противника,— о, можете не сомневаться, я-то сумею умереть как солдат фюрера!

— То есть?

— Молча. Одиноко… Без всяких эти:: мыслей.

— Данке,— сказал Карбышев.

— А вы уверены, что ваши солдаты будут меня расстреливать? — помедлив, неожиданно спросил оберштурмфюрер.

Карбышев нахмурился.

— Я бы не желал повторять… если это, конечно, не допрос.

— Нет, не допрос.— Оберштурмфюрер вновь очень глубоко затянулся и добавил прежним подчеркнуто спокойным тоном: — А вообще-то, я буду долго жить, Карбышев, очень, очень долго! — И, кивнув сопровождавшим его эсэсовцам, двинулся по обочине плаца в сторону крематория.