Шрифт:
— Уи,— ответил Карбышев.
Француз спросил по-русски, но Карбышев ответил по-фран-цузски и очень тихо.
— Какой конец? Кто сказал? Почему? — клацая зубами, быстро проговорил Николай Трофимович.
— Петр Филиппович, помогите ему,— попросил Карбышев Верховского.
— Петр Александрович,— поправил Верховский и сказал Ни-калаю Трофимовичу: — Зачем ты так, Коля?
— А я не хочу. Сейчас не хочу. Я потом.
— Возьми себя в руки, Коля.
— Мсье генерал, не желаете ли вы что-либо передать в этот трудный час своим союзникам французам?
— Передайте, что я желаю им умереть, как подобает истинным сыновьям Франции… Vive la France! 1
— Да здравствует Советский Союз! — ответил француз, отдал честь и исчез в толпе обындевевших дрожащих людей…
…О чем он только что думал?.. Да, что делать ему, Дмитрию Карбышеву, в этот последний час?
— Не хочу,— твердил полупомешанно Николай Трофимович— Я на ревир хочу, в больничку…
— Ты что, спятил? — сказал Верховский.— В какую больничку?
1 Да здравствует Франция!
10 Ю. Пиляр
145
Все громче на правом фланге становилось подвывание и хлопанье деревяшек. Карбышева потянуло прикрыть глаза, чтобы сосредоточиться на главном, поминутно ускользавшем, но его снова теребили за балахон.
— Товарищ генерал, опять к вам…
— Слушаю.
— Genosse Karbischew, wir deutsche Kommunfsten…1
«Так вот в чем смысл, вот что делать! — подумал Карбышев.— Как мне не приходило в голову раньше?..»
Пожилой с отечным лицом человек говорил ему, что они, четверо немецких коммунистов, клянутся умереть достойно, с твердой верой в победу рабочего класса, дела социализма, с любовью к великой Советской стране.
— Danke,— ответил Карбышев и пожал так крепко, как только мог, немцу руку.— Es lebe Sozialismus! Es lebe freies Deutschland! 2
— Я застрелиться хочу,—бормотал Николай Трофимович.
— А по морде не хочешь? — вспылил Верховский.
— Ну что вы, Петя? — сказал Карбышев, чувствуя, как неведомо откуда вливается в него тепло.— Разве так можно, когда товарищу плохо? Это же временно… Поищите огня.
Он обнял Николая Трофимовича, Тот уткнулся в его плечо, и Карбышев ощутил, как короткими судорогами прокатывается дрожь по спине напарника. Он гладил его по спине до тех пор, пока судороги не ушли вглубь, а потом совсем не исчезли.
— Николай Трофимович, у нас больше нет курева?
— Есть,— ответил тот сквозь слезы и, помолчав, добавил еле слышно: — Я давеча пожарнику-то наврал, будто вы поручили испытать его. Вот он и не взял сигареты за брюкву… А так-то, может, и не принес бы ничего…
— Ладно, забудем про то. Главное, сейчас покурим. Пусть все наши ребята хоть по разу затянутся… Где же Верховский?
— Ausziehen Los! — раздалось поблизости.
— Раздевается седьмая. Следующая наша,— передернувшись всем телом, сказал Николай Трофимович.
— Где же Верховский с огнем?
— Сейчас…
Николай Трофимович попятился, растворился в толпе.
В этот момент со ржавым скрипом начали открываться двустворчатые ворота. Через проходную вошел и стал на место рапортфюрера дежурный по комендатуре. За воротами сипло прозвучало:
1 Товарищ Карбышев, мы немецкие коммунисты..,.
2 Да здравствует социализм! Да здравствует свободная Германия!
146
— Im Gleichschritt… Marsch!
И несколько секунд спустя:
— Arbeitkommando Riistung-zwo… Hundertzwanzig Heft-linge! 1
Четко захлопали по асфальту колодки. Пятерка за пятеркой, храня строгое равнение в рядах, в лагерь вступила еще одна рабочая команда. Строем проследовала она через площадь, затем хлопанье колодок отдалилось, смешалось, и все постепенно затихло.
— Верховский помер,— сказал Николай Трофимович, отдавая Карбышеву зажженную сигарету.
— Не может быть!.. Где он?
— Положили к стене. Мертвый. Говорят, схватился за сердце. Видно, разрыв…
Карбышев снял шапку.
Курили, как на фронте, молча, скрытно, пустив цигарку по кругу. Когда кончалась одна, прикуривали от нее другую.
— Ну вот, ребята,— сказал Карбышев.— Придет Красная Армия и воздаст всем по заслугам… Пусть живут наши дети, наша Родина… А эти палачи не уйдут от возмез…
Удар по голове оборвал его речь на полуслове.
— Руэ да!
Чахоточный блоковой бежал уже дальше, страшно нервничая, не зная, что все-таки будет с ним самим, во всем сомневаясь и от этого еще больше зверея.