– По пожизненному УДО предусмотрено через 25 лет. Но прецедентов еще не было, – Виктор снова положил Булгакову руку на плечо. Булгаков стоял, словно оцепенев. – А, во-вторых, не наделай глупостей: сесть за этого урода и сломать себе жизнь – не лучший способ отомстить. И, если не ошибаюсь, тебе есть ради кого жить.

– Она меня не любит, – откликнулся Сергей сумрачным голосом, – и я ей не нужен.

– Это она тебе сказала? – спросил Глинский.

– Она сама. Кто же еще? – уронил Булгаков и замолчал, осознав, что говорит неправду – Катрин не говорила ему, что он ей не нужен. Как, опять-таки, не говорила и того, что не любит его. Сергею это было и без слов понятно, но она ему ничего подобного не говорила. Никогда.

Горькая усмешка изломила его потрескавшиеся губы.

– Ну, чего замолк-то? – спросил Глинский. – Как она там?

– Не знаю, – ответил Сергей, и перед его глазами встал облик Катрин – вожделенный и холодный. Может, Виктор прав, и ему действительно есть ради чего жить?

– Я не допущу, чтобы этот маньяк до нее добрался, – пробормотал он.

– Он не маньяк, – четко проговорил Глинский.

Булгаков нахмурился:

– Что ты имеешь в виду?

Виктор помялся – это то, что они обсуждали сегодня с утра на летучке. Конечно, он не имел никакого права разглашать внутреннюю информацию, но и утаить ее от человека, который вытащил его отца с того света, Виктор не мог.

– Он не маньяк, – повторил капитан. – Он очень хотел, чтобы мы так думали и первые два убийства оформил крайне аккуратно – в полном соответствии с легендой о маньяках: видимое садистское наслаждение от насилия, целеустремленность и сосредоточенность на деталях, причинение страдания через секс. Он хотел создать впечатление о себе, как о серийном маньяке-убийце. Но что-то изменилось.

– Что изменилось? – Булгаков слушал его внимательно, хотя и отвернулся в сторону, чтобы Виктор не видел выражения его лица.

– Точно не знаю. Но диск, подброшенный на место последнего преступления – уверен, он даже не включал его – говорит о том, что Алена для него – проходная жертва, неизбежная для достижения какой-то, только ему известной цели, о которой он каждый раз напоминает автографом «Помни Катрин».

– Кому напоминает? – спросил Сергей.

– Не знаю. Может, в данном случае – тебе? Ведь можно построить такую цепочку – ты женился на Алене, но Катрин тебе не забыть никогда – так помни о ней.

– Бред, – выдавил Булгаков, – ты хочешь сказать, женившись на Алене, я обрек ее на смерть? Ты что говоришь?

– Это всего-навсего один из многочисленных вариантов того, как может строиться логика убийцы. Не исключено, что сама Алена ему даже симпатична, в отличие от Ольги и Полины, но у него другого выхода не было. И он просто ее убил, не стал измываться над ней.

– Ты уверен, что он не сумасшедший?

– Более того, я уверен, что он умен и последователен. Но что-то страшное творится у него в душе – ведь не просто так он убивает и насилует. У него есть цель, и боюсь, что эта цель – Катрин.

Лев Петрович Рыков уже несколько минут топтался на лестнице между девятым и восьмым этажом. В таких многоэтажках лестницами пользуются редко, и поэтому вероятность встретить кого-то из знакомых, например, Леру Орлову или ее сынка, была достаточно мала. Гляди ж ты! Вроде давно не пугливый мальчик, и времена совершенно изменились, а не оставляет противный липкий страх – вдруг его увидят и донесут, что он шляется там, где ему не положено. Кому донесут? А это – дело десятое. Неважно – кому. Главное – донесут.

А теперь главное – набраться смелости и позвонить в дверь. Он долго собирался с духом, потом пришел в этот дом, поднялся на нужный этаж и тут понял: он отчаянно боится, до такой степени, что под солнечным сплетением ощущает трепет, словно от крыльев стайки мотыльков и накатывают волны паники. Ну, будь мужчиной, сказал Лев Петрович сам себе и, быстро спустившись на один пролет, не давая себе больше времени на колебания, позвонил в дверь, обшитую черным старомодным дерматином. Втайне он надеялся, что ему никто не ответит. Зря надеялся. Он услышал легкие шаги, и дверь открылась.

– Прошу прощения? – женщина вопросительно смотрела на него, не узнавая – он стоял против света.

– Настя… – прошептал он, и она изменилась в лице. Через несколько мгновений Анастасия отступила в сторону, словно давая ему дорогу. Лев Петрович зашел в квартиру, и она захлопнула дверь.

– Настя, – повторил он, не в силах оторвать от нее глаз. Она стоически выдержала его взгляд, скрестив руки на груди.

– Ты зачем пришел? – нарушила она тяжелую паузу.

– Я пришел, чтобы увидеться с тобой.