– Ты сама на себя посмотри – какая работа?! Ты даже спокойно разговаривать не можешь. Я никуда не ездил и ни с кем не говорил, а что тебе наплели – целиком на совести этих людей. Кстати, расчет прост – этот твой директор отлично понимает, что я, при своем положении, выяснять с ним отношения не буду. А чтобы отказать тебе – это отличный предлог. Думаю, он тоже обратил внимание на твою нервозность. Кому охота иметь дело с истеричками?

Аня глотала теплую противную воду и понимала, что сейчас что-либо говорить мужу бесполезно. Потом, поздно вечером, когда она уже выпила валерьянки с пустырником и немного успокоилась, Максим пришел к ней и решительно заговорил:

– Анюта, ты извини меня, я совсем закрутился на службе. Я даже не могу вечером с тобой нормально поговорить. Я же понимаю, что тебе дома уже тяжело, что пора выходить на работу, что надо делом заниматься. Ань, ты сама посуди – пять лет ты сидишь в четырех стенах! Неужели ты думаешь, что я не понимаю, как это сложно?! Ну, ладно, были дети совсем маленькие, но сейчас они подросли, у них много занятий, да и няни неплохие. Давай с тобой договоримся так – я завтра действительно позвоню этому твоему директору. Нет, я ничего не буду выяснять, я даже и виду не подам, что ты мне все рассказала. Я просто как ни в чем не бывало попрошу об одолжении – попрошу тебя принять на работу. Как ты на это смотришь? А ты поезжай к нему послезавтра. Думаю, все будет нормально.

Аня помнила, как она расплакалась, услышав эти слова. Ей было ужасно жалко Максима, который делал все, чтобы семья жила хорошо, который заботился о ней, о сыновьях, который не забывал о теще, жившей теперь в полном одиночестве. Максим не был идеалом, но и ненависти, которую совсем недавно испытала к нему, он не заслуживал.

– Макс, прости меня, я не знаю, что со мной… – чувствуя себя истеричкой и ничтожеством, пролепетала Аня.

– Ничего, – погладил ее по голове муж, – ты просто засиделась дома.

Через два дня Аня вновь сидела перед директором ветлечебницы.

– Послушайте, вы были прекрасным сотрудником, но сейчас принять вас на работу я не могу. Я же уже все сказал.

Его голос потерял мягкость, зазвучали нотки раздражения и даже какого-то пренебрежения.

– Но разве вам не звонил Максим… – Аня собралась было объяснить ситуацию, но ее прервали:

– Я уже все вам сказал. Не имеет смысла к нам ездить. Мы здесь занимаемся делом.

Аня покинула ветлечебницу с ощущением полной паники. Паники от невозможности оценить реальность. Кто кому когда звонил и почему ее, одну из лучших сотрудниц, не берут на работу – ничего понять она не могла.

…Сейчас, сидя с альбомом в руках, Аня вспоминала, что странные несостыковки, непонятные недоразумения, нелепые ситуации стали происходить все чаще и чаще. Куда бы она ни приехала – бывшая работа, подруги, салон, поликлиника, – теперь всюду ее встречали ласково и снисходительно. «Снисходительно» – самое верное слово, которое может охарактеризовать то, что ее бесило больше всего. В разговорах, в интонациях за искренней радостью чувствовалось что-то жалеющее. Аня припоминала, что, о чем бы она ни начинала спорить, люди во всем с ней соглашались, говорили ласковым тоном и с опаской наблюдали за ее смехом.

– Что-то не так? Я слишком громко смеюсь? – не удержалась от вопроса Аня, когда ее приятельница поморщилась, заслышав ее хохот.

– Нет-нет, все нормально, просто…

Что – просто, подруга так и не пояснила, но настроение Ани было испорчено, и встречу она скомкала. Вспоминать беззаботные годы учебы и при этом не смеяться – это, знаете ли, странно.

«Странно» – вот еще одно слово, которое Аня стала ненавидеть. Особенно ее злило сочетание «ты такая странная». Это слышала она теперь очень часто, настолько, что сама стала анализировать свои поступки. «А не странно ли сыпать столько петрушки в суп? А может, я странно разговариваю? Странно – это не как все», – думала она порой.

… – Анюта, ты хочешь сказать, что нам нужен второй выход в доме? – Максим слушал ее внимательно. Этот разговор произошел вскоре после ее неудачной попытки вернуться на работу. – Ты же знаешь, он не предусмотрен по проекту, а если даже мы сейчас найдем людей, которые это сделают, ты представляешь, во что это нам обойдется? А с деньгами сейчас не очень хорошо. Сама знаешь, кризис и все такое…

Аня про кризис уже слышала не один раз. И на то, что с деньгами в семье не очень хорошо, Максим тоже намекал не раз. Но все же машину он поменял, и на воротах вместо старого Николая теперь дежурили две смены молодых накачанных охранников. А еще один бродил целый день по периметру участка.

– Макс, я просто хотела задний двор полностью отдать ребятам, – принялась объяснять Аня. – Они растут, песочница очень скоро станет не актуальной. А я бы там чайный домик им поставила, качели, беседку. И выход бы мы сделали отдельный. Ты же сам говорил, что за детьми надо следить особенно внимательно. Там бы они были и под присмотром, и ограждены от посторонних, и имели свое пространство. Время идет очень быстро – не успеем оглянуться, к нашим мальчишкам девочки будут приезжать, друзья…

– Ну, до девочек еще долго. – Максим помолчал, а потом осторожно спросил: – Аня, не обижайся, но почему, когда я говорил то же самое, ты не соглашалась? Ты спорила, с пеной у рта доказывая, что на заднем дворе дети могут оказаться без присмотра. Что охрана может что-то недоглядеть. И вдруг сейчас, спустя столько времени…