А скоро эта борьба стала приносить удивительные, чудесные плоды. Здесь, в этих полуразрушенных бетонных стенах, под почерневшим потолком, Марина впервые почувствовала себя по-настоящему дома. Единственная соседка (по 3-комнатной квартире) появлялась раз в месяц – приезжала за пенсией. В остальное время квартира была в полном распоряжении Марины. Тишина, приглушенные звуки далекого транспорта, тихое «тик-так» старенького б/ушного будильничка. И никаких бурь, сцен, выволочек, никто не будит по ночам. И главное, никто на свете уже не сможет, не посмеет лишить Марину этого обиталища. 

Года через два изнурительных, до голодных обмороков, мытарств и с работой устроилось, да как! Марину взяли в турбюро, пришлось, правда, подучиться, походить с гидом-куратором в стажерах, ради одежды поголодать, но скоро она сама водила туристов. Эта работа была спасением для Марины, и не только потому, что позволяла общаться с людьми, которым дело не было до ее прошлого. 

Разрабатывая новые темы, зарываясь в книжные залежи библиотек и стихийных развалов, Марина оказывалась в сказочно иной реальности, где царские особы чертили алмазными перстнями по оконным стеклам, где народ с опаской поглядывал на Александрийский столп, ожидая его неминуемого падения, а великолепный и непостижимый Блок, певец Вечной женственности, в голодный год радовался, отоварившись селедкой. В той реальности все уже было: любовь и дружба, милосердие и зависть, подлости и муки. Но, состоявшись как факт, описанное в хрониках и историях, оно вдруг всплывало из глубин прошлого неузнанным или преображенным, чтобы снова и снова трогать души и волновать умы. В пору Белых ночей эта магия особенно ощутима становится: отвлекающие блеск, многоцветие, красивульки – скрадываются, здания тонкими штрихами углов и карнизов проступают сквозь сумеречный гризайль серебристого сияния, утрачивая свою тяжеловесность, и город кажется призрачно легким, невесомым, – как бы ветер не снес, или волной не смыло. Однажды ощутившему этот непокой трудно остаться равнодушным к этому городу: не ощутить к нему тревожной неприязни или не влюбиться в его влажные камни и низкие небеса. Марина любила. И город, и экскурсантов. 

Встреча третья. Глава 13. Прохожий  

Удивительно, – ни разу в жизни не случалось Марине пострадать от странной привычки уходить в себя. За целый день находишься, накрутишься, стоять сил нет, – а ноги привычно пеньки огибают, низенькие оградки, ступеньки, поребрики перешагивают и подальше от людей и машин уводят. Но сбилась ли однажды от сумасшедшей жары планета, или судьба, обмахиваясь веером, что-то из виду упустила, Марина чуть на случайного прохожего не налетела: 

– Простите, – шарахнулась она в сторону. 

– Опять «выкаешь»? – судя по голосу, улыбнулся прохожий. Сквозь сумрак проступал силуэт солидного, заросшего щетиной мужчины, и если б ни голос, Марине и в голову не пришло искать в нем знакомые черты. 

– Алексей? Каким ветром? – удивленно остановилась она. 

– Да клиент у меня тут… – он протянул визитку: «Аудиоаппаратура: установка, ремонт, апгрейд». Марина усмехнулась: в ее мире не было ни телевидения, ни радио, ни даже телефона. – Подзадержался сегодня, чтоб завтра сюда не ехать. А ты как здесь? 

– Живу. 

– Одна-одинешенька? – полюбопытствовал Алексей, подставив ей локоть. 

– Сама по себе, – отказалась подыграть Марина, и под руку не взяла. Не получалось у нее под чужой шаг подстраиваться. – Как сам, как жена? 

– Я в порядке. Про жену не знаю. Как развелись, так и все… Мы ж с тобой вечность не виделись… А жизнь, знаешь, как летит! 

– Знаю, – вздохнула Марина и, не спрашивая его, инстинктивно продолжила путь домой, в диковатые, заплывшие тенями лабиринты дворов. 

Волны сдавленного, шепчущего эха доносили чьи-то шаги, невнятные разговоры, выкрики, хлопки дверей и окон. По углам шарахались бесформенные тени. Пахло изнемогающей от жары зеленью, прогорклым растительным маслом, отходами и пылью. Марина шла с рассеянностью человека, находящегося у себя дома. И только переходя линии, по наработанной привычке, ухватывала Алексея за ладонь, как маленького, чтоб перевести через проезжую часть. Так она переводила детишек или пожилых экскурсантов из группы. 

Алексей с готовностью слушался ее жестов, но терялся: неужто ж с улицы, – и сразу домой? А там что? 

– Мариш, а муж? Дети? 

Марина отрицательно помотала головой. 

– Не одиноко? – осторожно разведывал он. 

– Мне общения на работе хватает, – искренне ответила Марина. 

– Кем работаешь? 

– Экскурсоводю. 

– Васильевский покажешь? 

– Потом. Сейчас с ног валюсь. – Марина еще не до конца вышла из роли гида и Алексея воспринимала как отставшего или заблудившегося экскурсанта. 

– Может, на выходных? 

– У меня выходные – понедельник и вторник. Выбирай. 

Они остановились у невысокого серокаменного дома. Алексей было подосадовал: для того ли он шел, чтоб на пороге попрощаться. Но Марине не до его досад было, да и болтать – язык устал. Договорились встретиться в понедельник ближе к вечеру, здесь же, и Марина скрылась за массивной тяжелой дверью. Алексей, чуть выждав, нырнул следом, тайком проследил, как мелькнула ее рука, захлопывая дверь, запомнил номер квартиры, и выйдя из дома, направился к метро в обход дворов.