– Наденьте! Ведь все равно ноги не в кадре.

– Нет уж! Без «липы»!

Так и побежал. Километр по битому кирпичу. Босиком.

А когда снимали кинокомедию «Станица Дальняя», пригодился Николаю Афанасьевичу и опыт, приобретенный им в кавалерийском полку, что стоял на Ходынке и где его обучали кавалеристы доброму обращению с лошадьми и вольтижировке.

Съемки проходили в станице Казанской под Майкопом. Крючкову в роли лихого казака Мишки предстояло не только гарцевать и скакать на коне, но и преодолевать нелегкие препятствия. И, конечно же, Николай Афанасьевич никак не мог позволить себе, чтобы этим занимался за него какой-то дублер.

На конезаводе выделили артистам лошадей и дали в помощь конюха. Пришли москвичи в конюшню, и Крючков сразу же приметил одного красавца.

– Этого? Туриста?.. – возмутился конюх. – Да это же конь лично для товарища Буденного! И чтобы я его в руки артистам?..

– Но попробовать можно? – попросил Крючков.

– Ежели только попробовать, – смилостивился конюх и разрешил артисту пообщаться с конем.

Посмотрел хозяин опытным глазом, как обхаживает Крючков коня, и сдался.

– Этому, – сказал, – доверяю: прямо настоящий казак!

«На буденновском Туристе, – вспоминал Николай Афанасьевич, – я тогда и через свадебный стол перескакивал, и совершал еще много забавных «подвигов».

Вряд ли Николаю Афанасьевичу удалось бы совершить много экранных «подвигов», требующих основательной физической подготовки, если бы не его увлечение спортом, которому он никогда не изменял, начиная со спортивного кружка «Трехгорки». И своими спортивными знаками он гордился не меньше, чем орденами.

– У меня есть спортивный знак «Ветеран ДСО «Спартак», – хвалился он. – Видимо, за верность обществу, за то, что я самый преданный болельщик «Спартака». Ведь эта футбольная команда родилась на моей Пресне. В те времена она так и называлась – «Красная Пресня». Нас, молодых рабочих, буквально околдовала яркая, неповторимая игра Николая Старостина, Петра Исакова, Павла Канунникова… Сколько с тех пор составов сменилось, но команду по-прежнему люблю.

Замечательный тенор солист Большого театра Зураб Соткилава рассказывал:

– С первой встречи мы с Николаем Афанасьевичем как-то очень естественно перешли на «ты», разговаривали, будто давно знаем друг друга. Думаю, что сблизила нас и общая любовь к футболу. Оказалось, что Николай Афанасьевич не только помнит мои выступления в Москве в составе тбилисского «Динамо», но у нас и общие футбольные кумиры.

Не случайно его, семидесятилетнего страстного болельщика, газета «Неделя» избрала членом Олимпийского общественного совета. Ведь он не пропускал ни одного футбольного, ни одного боксерского турнира на приз «Недели». А уж что говорить о хоккейном турнире на приз «Известий»!

– Спорт, – говорил он, – помогает почувствовать прилив сил и иногда даже превзойти самого себя. Смотрю я на иных – целыми днями торчат в поликлинике. А меня туда не затащишь, я от хождения по кабинетам заболеваю. Довелось как-то в больницу попасть, уговорили лечь на обследование, так я до конца срока там не выдержал, дал деру, в чем был, в пижаме, в тапочках. Благо такси подвернулось и шофер знакомый. Меня ведь после фильма «Горожане» произвели в почетные таксисты Москвы.

Вот Николай Афанасьевич упомянул «знакомого» шофера. Да для него все были «знакомыми»! Всенародный любимец, он отвечал любовью на любовь, и для него все были близкими и родными. Видимо, именно поэтому он никогда не держал чиновную дистанцию между собой и своим собеседником, кем бы он ни был – важным партийным функционером или простым колхозником. Главное – был бы достойный человек.

В ту пору, когда Николай Афанасьевич познакомился с Сергеем Эйзенштейном, тот был уже всемирно признанным режиссером, выдающимся теоретиком кино, профессором ВГИКа. Перед ним все трепетали и преклонялись. А что же Крючков? Он к нему обращался так же, как и ко всем своим «знакомым». Кому-то это показалось непозволительным панибратством, и он решил обратить на это внимание самого живого классика:

– Сергей Михайлович, почему вы позволяете Крючкову обращаться к вам на «ты»?

– Видите ли, – ответил Эйзенштейн, – Коля у нас человек простой. Для него, если много, то «вы», а если один – «ты».

Крючков был на «ты» даже с птичками. Как-то он загнал лодку в камыши, собираясь порыбачить, и спугнул камышевку. Николай Афанасьевич посмотрел внимательнее и увидел гнездо с птенцами. И тогда он поделился с птичкой червячком. Сперва она недоверчиво отнеслась к подарку, но потом все-таки склюнула его и унесла в гнездо. А скоро они перешли на «ты», и камышевка уже безбоязненно принимала подарки от доброго рыбака.

– Правда, – сознавался Николай Афанасьевич, – из рук так и не осмелилась брать, опасалась – мало ли что! А ведь она была единственной кормилицей в семье. Ответственность чувствовала. А как же!

Свое знаменитое «а как же!» он всегда выговаривал с неподражаемой интонацией, многозначительной растяжкой и с задушевной внутренней теплотой.

Кинорежиссер Станислав Говорухин как-то сказал, имея в виду Крючкова:

– У нас, в кругу «киношников», расхожа поговорка «хороший человек – не профессия». Это грубая неправда. Еще какая профессия! Главная профессия на земле – быть человеком.

И рассказал историю, случившуюся зимой во время съемки фильма «День ангела» на Черном море.