Шрифт:
Это ее слабоволие длилось всего лишь несколько мгновений. Но их оказалось достаточно, чтобы Фройнштаг поняла, что каждое ее слово не только записывается, но и напрямую прослушивается кем-то, кто притаился за узенькой черной дверью.
«Они тут и переговоры все еще ведут, как в средневековье, – презрительно ухмыльнулась унтерштурмфюрер. – Цивилизация не коснулась даже их разведки».
8
Войдя в номер, Власов увидел сидевшую спиной к нему женщину, показавшуюся совершенно незнакомой. Вальяжно откинувшись на спинку кресла, она пускала дым в потолок и так и не оглянулась – то ли не расслышала появления генерала, то ли не снизошла. Сразу же улавливалось что-то фальшивое уже в самой этой позе, которую вполне можно было назвать позой дешевой, но достаточно самонадеянной «ресторанной королевы на час».
Приближаясь к ней, Власов успел заметить: крашеные на германский манер – крученные и взбитые – волосы, закрепленные позолоченным гребнем; хромовые немецкие сапоги, черная юбка и зеленый офицерский китель с погонами лейтенанта вермахта.
Очевидно, Мария до конца намеревалась играть в абсолютное безразличие, дескать, приказали – я и пришла. Что дальше? Но стоило ей взглянуть на Власова, как сигара в руке воровато задрожала. Едва слышно ойкнув, женщина медленно, обрадованно глядя на генерала, поднялась.
– Господи, Андрей! Товарищ, то есть, я хотела сказать, господин генерал… – потянулась к нему руками, но сразу же одернула их. – Как же безбожно вы постарели!
В свою очередь Власов тоже – но лишь на какое-то мгновение – подался к ней, обнял… Однако Мария сразу же почувствовала, что это не то объятие, которым он много раз соблазнял ее там, на фронте. Что это не объятие истосковавшегося мужчины, а всего лишь оскорбительная для всякой заждавшейся женщины дань традиции: как-никак столько не виделись…
– Я все понимаю, – прошептала Мария, целуя его в гладкую, с немецкой аккуратностью выбритую шею (раньше-то он ее, щуплую, никогда толком не выбривал, всегда кустики волос торчали). – Меня предупредили.
– О чем предупредили, в стремени, да на рыс-сях? – он все же не удержался. Руки поползли по талии, ощупали вызывающе разбухшие бедра, а грудь уперлась в две мощные, по-русски ядреные груди.
«Как же она, мерзавка, расхорошела! Вот уж действительно русской бабе и плен не плен».
– О том предупредили, что у тебя здесь ихняя, из немок, – пробормотала Мария, – эсэсовка какая-то, в любовницах. Вроде бы даже родственница Гиммлера [74] …
– Кто предупреждал?
– Да этот же твой, капитан-прибалтиец.
– И здесь успел! – незло проворчал Власов. – Послал же господь! Но то, что немка эта – родственница Гиммлера, он, ясное дело, слегка приврал. Для солидности, очевидно.
– Не приврал.
– Откуда знаешь?
– Она действительно является родственницей Гиммлера.
74
Есть сведения, что Хейди-Адель Биленберг действительно являлась довольно близкой родственницей рейхсфюрера СС Г. Гиммлера. Это обстоятельство придавало отношениям с ней А. Власова особую, политическую пикантность. Во всяком случае, как бы оправдываясь, Власов убеждал свой генералитет, что его связь с Хейди поможет наладить отношения с рейхсфюрером, верхушкой СС и Третьего рейха.
– Да перестань, сказки все это.
– Когда меня из разведшколы отпускали, заместитель начальника тоже сказал, что звонила фрау Биленберг, родственница Гиммлера. Только поэтому и отпустили.
– Надо же!
Власов растерянно умолк, и Воронова удивленно отстранилась от него:
– Неужели ты действительно не знал об этом? Или так, понтуешь?
– Если честно, не знал. Что в родственниках у нее один высокопоставленный офицер СД – это мне известно давно. А вот о Гиммлере почему-то все молчали.
– Скрывали, значит. Может, сам Гиммлер не велел этой Биленберг родством бахвалиться.
– Странно, что капитан этот мой, ну, Штрик-Штрикфельдт, не проговорился.
– Значит, не знал или невелено было. Не смей ругать его, слышишь!
Власов грустно усмехнулся.
– Не стану, – заверил он Марию, предлагая кресло по ту сторону низенького журнального столика.
– Чего улыбаешься?
– Вспомнил, как ты еще там, во 2-й ударной, за кого только могла, заступалась. Иногда меня это задевало: как-то оно так получалось, что судьбу майоров, и даже одного полковника, повариха решала.
– И даже одного генерал-лейтенанта, – напомнила ему бывшая штабная повариха. – Причем не один раз спасала. По всякому, как могла.
– Что правда – то правда.
– А если ничего не забыл, то вспомнишь, что и двоих солдатиков от скорого и неправедного суда-трибунала твоего, а значит, и от расстрела, тоже спасла.
– Вспомнить нам есть что, на рыс-сях. Но в любом случае за немку не сердись.
– Я все понимаю. Мужчина ты еще молодой. Но почему немка? Русских к тебе, что ли, не подпускают?