– Конечно, я могла бы оказать вам кое-какую услугу, если бы речь шла, скажем, о постройке виллы. Ну, где-нибудь на Балатоне или на берегу Дуная. Мои связи в архитектурном мире…

– У нас и своих архитекторов хватает, – грубовато прервала ее Юлиша. – Даже после того, как одна часть их, в еврействе сущих, была загнана в концлагеря, а другая бежала за пределы Венгрии. Мы действительно решили строить, но не виллу, а Венгрию. И не сомневаюсь, что уж в этом-то вы способны помочь нам.

– И как же вы представляете себе помощь германских архитекторов при строительстве новой Венгрии? В чем она должна заключаться?

– А причем здесь архитекторы? – резковато поинтересовалась баронесса.

– К кому же вы тогда обращаетесь за помощью, если не ко мне, архитектору?

– Возможно, вы действительно имеете какое-то отношение к архитектуре, в чем я тоже очень сомневаюсь, но обращаемся-то мы не к вам, фрау Вольф, а к прибывшему вместе с вами начальнику отдела диверсий Главного управления имперской безопасности Германии, штурмбаннфюреру Отто Скорцени.

Фройнштаг залпом допила свое вино и, закусив бутербродом с говядиной, вновь уставилась на баронессу.

– Не спорю, произнеся здесь, всуе, имя Скорцени, вы значительно упростили ритуал нашего знакомства.

– Если штурмбаннфюреру Скорцени, вашему «венцу», нравятся маскарады с переодеванием и переименованием, – то это личное дело. Но, согласитесь, когда человек с такими шрамами и такой известностью, как у штурмбаннфюрера Скорцени, пытается выдавать себя за доктора архитектуры, это выглядит наивно.

Пламя камина разгоралось с той же медлительностью, с какой где-то в груди у Фройнштаг разгорался хмельной пожар. Вино, выпитое после второго тоста, показалось еще прелестнее, нежели после первого, а мясо с острой приправой – настолько вкусным, что Лилия готова была забыть о каких-либо разумных пределах своего солдатского обжорства.

– Вы сказали: «Мы обращаемся». Я должна воспринимать это так, что под «мы» подразумевается Ференц Салаши?

– «Мы» – это партия «Скрещенные стрелы», объединяющая, кроме всего прочего, почти всех австро-венгров этой страны, которые еще сохранили свое имперское самосознание. Австрийцев, австро-венгров и национал-социалистически настроенных угров.

– Но вы опять не упомянули Салаши, баронесса.

– Это в любом случае подразумевается.

– Мне бы все же хотелось, чтобы впредь, при выяснении наиболее важных деталей и позиций, имя Салаши не «подразумевалось», – пошла в яростное наступление «фрау Вольф», – а называлось. Если мне не изменяет память, именно господин Салаши возглавляет сейчас вашу партию?

– Несомненно, – пялилась на немку баронесса Елена фон Шемберг.

– Следовательно, он является вождем партии и мечтает стать вождем возрожденной Венгрии.

– В этом можете не сомневаться.

– Вот и давайте исходить из того, что есть Салаши-вождь и есть его партия. Говорить о партии и не говорить о вожде – у нас так не принято.

Фройнштаг не раз была свидетельницей того, как подобные «полудопросные» беседы ведет сам Скорцени. Сейчас она явно подражала первому диверсанту рейха и нисколечко не стеснялась этого: кто только не подражает ему теперь из куда более опытных и известных!

– Если я скажу, что встретилась с вами по просьбе вождя партии господина Салаши – этого будет достаточно?

– Достаточно будет тогда, когда вы станете говорить только от его имени. А не от имени кого бы то ни было другого, – упорно дожимала ее Фройнштаг.

– Так и будет.

– И еще одно. У меня сложилось впечатление, что у Салаши – своя партия и своя цель, а у вас – своя. Насколько я поняла, вы – сторонница возрождения Австро-Венгерской империи.

– Странно, что вы обратили на это внимание, – спокойно молвила баронесса.

– Салаши разве на эти ваши взгляды внимания не обращает?

– Всего лишь как на прихоть представительницы древнего австро-венгерского рода Шембергов.

– Который вместе с империей стремится возродить и династию Габсбургов, с коей ваш род давно породнен.

– И я этим горжусь.

Фройнштаг снисходительно пожала плечами:

– В нашем роду каждый привык гордиться тем, чего достиг лично он, а не его предки.

– Вы должны понять, что в кругах венгерской знати идея возрождения габсбургского трона становится все популярнее. Под его знаменами уже сформировалось влиятельное крыло оппозиции регента Хорти.

– Как и оппозиции главного его оппонента – Салаши.

Баронесса решила, что самое время опять наполнить бокалы.

– На таких нюансах политической ситуации в Венгрии акцентировать внимание у нас пока что не принято.

– Не принято пока что говорить о них открыто, публично, – уточнила Фройнштаг, – особенно за пределами имперского круга, во главе которого стоит ваш бывший муж граф Винклерн.

– Стоит ли портить такой прекрасный вечер на двоих упоминанием этого имени?

– Придется потерпеть, баронесса, поскольку речь идет о том самом графе Винклерне, которого его немногочисленные сторонники еще именуют эрцгерцогом Каринтийским. И вы знаете, почему его так именуют. Потому, что в свое время его отец был заражен весьма оригинальной идеей: создать отдельное Великое герцогство Каринтийское [73] , по образцу княжества Люксембургского. О том самом графе, ради святой идеи которого вы решились на фиктивное расторжение брака, дабы не дискредитировать своим неаристократическим поведением имени графа; и на роль любовницы Салаши, которого в душе терпеть не можете.