— Шами, скажи наконец, где Султана и Анну?

— Не спрашивай, брат, об Анну. Мерзавец он! Связался с кастратами. Ходит, как баба, раскачивая бедрами, напудренный, накрашенный. Ни капли стыда! Не обижайся, друг, но будь он мой брат, я бы его на месте прибил.

Кровь у Ноши закипела.

— Где он живет?

— Не знаю, но каждый вечер он обязательно появляется на базаре.

Ноша тяжело вздохнул.

— А Султана? Ты знаешь что-нибудь о ней?

— Она у Нияза живет.

— У Нияза?

— Да, у того самого, что имел скупочную лавку. Теперь он важная персона. Живет в особняке, носит пальто, шляпу, брюки. Европеец, да и только! О, он процветает, ты его не узнаешь.

— Но почему Султана живет с ним?

— Твоя мать вышла за него замуж. Не обижайся, брат, но я тебе скажу, о чем болтают. Говорят у Нияза что-то было с Султаной, поэтому он и убил твою мать. Это отъявленный негодяй. Все говорят, что мать твоя погибла от его руки.

Ноша молчал, потом, словно приняв какое-то решение, спросил:

— Ты знаешь, где живет Нияз?

— Знаю, но...

— Отвези меня к нему.

— Ну зачем тебе ехать туда в такое время? Это далеко.

Ноша продолжал настаивать, и Шами пришлось повернуть коляску в другую сторону. Ноша сидел молча, только слышались его вздохи, больше похожие на стоны. Шами всю дорогу рассказывал ему о соседях и старых друзьях, но он ничего не слышал.

К дому Нияза они подъехали около одиннадцати. Ноша сошел с коляски и протянул Шами рупию.

— Заработал немного в Карачи, так хочешь мне пыль в глаза пустить? — обиделся Шами.— Смотри, я жду тебя утром — позавтракаем вместе. Здесь тебе не стоит надолго задерживаться.

Он сел на велосипед и быстро укатил.

Ноша постоял некоторое время у ворот, прислушиваясь к тишине. В доме светилось только одно окно. Он открыл калитку и вошел во двор. Сухие листья шуршали под его ногами.

Обойдя весь дом и осмотрев его со всех сторон, Ноша положил под кустом узелок с вещами, вытащил нож, зажал его в зубах и влез в окно. В доме было тихо, словно все вымерли. Мягко ступая, Ноша направился к комнате, из которой пробивался свет.

В приоткрытую дверь он увидел Нияза, склонившегося за столом над какими-то бумагами. Ноша осторожно открыл дверь и вошел в комнату. Нияз ничего не услышал, он поднял голову, когда тень Ноши упала на стол. Но было уже поздно. Стальное лезвие ножа сверкнуло у него перед глазами. Он вскрикнул и повалился на пол.

За дверью раздались быстрые шаги, и в комнату вбежала Султана. Широко раскрытыми от испуга глазами она смотрела на брата, не выпускавшего из рук окровавленного ножа.

— Ноша! Что ты наделал?!

Ноша с налитыми кровью глазами молча направился к двери.

— Куда ты идешь?—тихо спросила Султана.

Ноша, не глядя на нее, бросил:

— В полицию.

Султана преградила ему дорогу:

— Не пущу!

— Прочь, потаскуха! Не то и тебя убью! — прохрипел Ноша.

— Убей, убей меня!..— как безумная повторяла Султана, цепляясь за его рукава.— Ноша! Брат мой! Бога ради, остановись! Послушай меня!

Ноша резким движением освободился от ее рук, оттолкнул ее и, не оглядываясь, вышел из дома. Вслед ему неслись отчаянные крики Султаны:

— Ноша! Бога ради, остановись! Ноша!..

Услышав шаги, Салман обернулся. За его стулом стоял, улыбаясь, молодой человек с бледным лицом. Салман пытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь это лицо, потом нерешительно встал. Незнакомец протянул ему руку.

— Меня зовут Анис Эй Джафрэ.— Он крепко пожал руку Салмана — у того даже пальцы хрустнули.

Только сейчас Салман понял, кто перед ним. Это был начальник его отдела Анис Ахмад Джафри. Он недавно вернулся из Америки, где в течение года изучал тонкости конторского дела. В конторе после приезда он появился впервые и сейчас знакомился со служащими.

У Джафри был узкий лоб, большой, с горбинкой нос и вьющиеся кольцами каштановые волосы. На нем были короткие легкие брюки и сверкающая белизной нейлоновая сорочка, на которой особенно выделялся яркий галстук. Разговаривая, Джафри время от времени подергивал плечами. Говорил он на английском языке с сильным американским акцентом. Салмана не называл иначе, как «мистер Салуман». Салмана немного коробило такое обращение, но он решил не перечить начальнику.

Впоследствии им часто приходилось сталкиваться по служебным вопросам, и Салман с удивлением убедился, что Джафри лишен обычной для чиновников грубости. Он разговаривал с подчиненными очень мягко, улыбаясь. Благодаря этому ему удалось, не вызывая недовольства, заставлять их работать и во внеурочные часы. Этому он за год практики в Америке научился прекрасно. Если Джафри хотел задержать Салмана после окончания рабо-чего дня, он обычно говорил: