Это знак, подумала Йола, глядя на пасмурное небо, это символ моей будущей жизни — жизни без солнечного света любви, которая преобразила ее так сильно, что она уже не может вернуться к прошлому.

«Как же так получилось? — спросила она себя. — За что мне такие страдания?»

Она прекрасно знала ответы на эти вопросы. Во всем виновата она сама. Приехав в Париж, она совершила страшную ошибку. Она позволила себе то, чего никогда не позволит приличная женщина, и вот теперь наказана за это. Вся ее будущая жизнь будет такой же унылой и серой, как это небо, а любовь так и останется ускользающим призраком.

В эту минуту она решила, что никогда не выйдет замуж за маркиза.

Любить его всем сердцем и знать, что взамен он предлагает ей совсем не ту любовь, какую испытывает мужчина к своей половине, кроме которой для него никого не существует. Что может быть ужасней?

— Я никогда не забуду и никогда не прощу! — произнесла она вслух.

Час был ранний. Йола не стала задергивать шторы. Она снова легла и смотрела, как постепенно светлеет небо. Она представляла себе, как первые лучи солнца играют на башнях замка, блистающих, как позолота.

Почему-то в эту минуту ей подумалось, что замок — причина всех ее бед и несчастий. Он был так прекрасен, так пленителен, что Йола была совершенно уверена: маркиз не стал предлагать ей руку и сердце, потому что не мог отказаться от него.

«Я напишу ему письмо и скажу, что мы никогда больше не увидимся», — сказала себе Йола. Потом вспомнила, что тогда ей придется упрашивать бабашку, чтобы та отменила приглашение в замок. Ей стало не по себе, когда она представила, какой скандал за этим последует и как рассердится бабушка за то, что ее планы изменились. Сложнее всего будет объяснить, почему она решила не выходить замуж за маркиза и почему не желает видеть его в поместье Богарне.

— Нет, никаких писем я писать не буду, — решила Йола. — Я попрошу Эме, чтобы маркизу она сказала то же самое, что принцу Наполеону.

Так можно будет распрощаться с Йолой Лефлёр, а когда она вновь вернется домой, то попробует придумать предлог, почему маркизу не стоит ухаживать за Марией Терезой Богарне.

К ней вошла горничная. Йола встала и оделась в новое элегантное шелковое платье, к которому на случай путешествия полагалась легкая накидка.

Изумрудно-зеленое платье подчеркивало белизну ее кожи, а глаза сияли, как настоящие изумруды. Наряд дополняла небольшая шляпка, украшенная листьями плюща. Йола уже собралась надеть ее, когда раздался стук в дверь.

Горничная пошла открывать, и Йола услышала, как лакей объявил:

— Маркиз де Монтеро прибыл проведать мадемуазель.

Йола бросила взгляд на часы, стоящие на каминной полке. Еще не было девяти утра. Она точно знала, что Эме еще не проснулась; хозяйка дома вставала поздно.

Сначала она хотела сказать маркизу, что они больше не увидятся. Потом поняла, что у него наверняка имелась причина для столь раннего визита и он может потребовать, чтобы она его приняла, вызвав переполох среди слуг.

Она положила шляпку на столик.

— Передайте маркизу, — велела она горничной, — что я спущусь через несколько минут.

Горничная передала ее слова лакею, и когда дверь закрылась, Йола сказала:

— Я не хочу, чтобы господин маркиз понял, что я уезжаю. Тем не менее попросите, чтобы карету подали через полчаса. В десять часов идет поезд, на который я бы хотела успеть.

— Слушаюсь, мадемуазель, — ответила горничная. — Я сделаю так, как вы велите. Пока маркиз не уйдет, никто не узнает, что вы упаковали вещи и готовы уехать.

— Спасибо, — поблагодарила ее Йола.

Она посмотрела на свое отражение в зеркале. После бессонной ночи лицо ее было бледным, как мел, под глазами залегли тени. Поскольку она возвращалась домой, то не стала пользоваться ни тушью для ресниц, ни румянами, ни губной помадой.

«Интересно, что подумает маркиз, когда увидит меня в таком непривычном виде?» Но затем она сказала себе, что это не имеет никакого значения, поскольку сегодня они видятся в последний раз.

Йола твердо решила, что не выдаст своих истинных чувств. И все же, спускаясь вниз по лестнице, она чувствовала, как взволнованно бьется в груди сердце, а пальцы холодны, как лед.

Маркиз ждал ее в гостиной у одного из высоких окон, выходивших в сад. Как только она вошла, он обернулся. Ей тотчас бросилась в глаза его бледность. Лицо его было усталым и осунувшимся, как будто он, как и она, не спал всю ночь.

— Вы желали меня видеть? — спросила Йола и не узнала собственный голос.

— Еще рано, — ответил маркиз, — но я просто не мог ждать дольше. И мне почему-то казалось, что вы тоже не спите.

Ноги ее не слушались. Йола с дрожью в коленях прошла через всю комнату и села в кресло, стоявшее спинкой к окну, в надежде на то, что маркиз не сумеет прочесть по ее глазам, что она чувствует в эти мгновения.