— Они знают, что Эндрю должен прибыть сюда с армией, — ответил Винсент, вспомнив о том, что телеграфная линия была перерезана не сразу. — И я подозреваю, что они даже хотят этого.

— Хотят? Почему?

— Не знаю. Но у меня такое ощущение, что и вами, и Эндрю, и всеми нами манипулируют с каким-то тайным умыслом.

— Так не пытайтесь и вы манипулировать мной в своих целях, — сказал Марк. — Вы мне нравитесь, я даже восхищаюсь вами, несмотря на вашу молодость. Но вы неисправимый мечтатель, Винсент Готорн. Очевидно, сказывается ваша квакерская закваска.

— По-моему, во мне уже ничего не осталось от этой закваски, — печально отозвался Винсент. — Я слишком много убивал, чтобы иметь право называть себя квакером.

— Но разве вы предпочли бы сдаться Тугарам или карфагенянам, за которыми, по всей вероятности, стоят мерки?

— Нет, — признался Винсент, стыдясь того, что так открыто признался в отходе от своих религиозных убеждений. — Но моя вера в свободу остается неколебимой.

— Точно так же как и моя вера в незыблемость римских традиций, — откликнулся Марк, и тонкая улыбка промелькнула на его озабоченном лице. — Мне кажется, что мы зашли в нашем споре в тупик, дорогой посол, — добавил он тоном, дававшим понять, что разговор на эту тему окончен.

Винсент вдруг осознал, что они уже давно стоят на бастионе и за это время осаждающие не произвели ни одного выстрела ни из тяжелых, ни из легких орудий. Он подошел к краю парапета.

По полю вдоль батареи противника ехала группа всадников. Он достал подзорную трубу.

— Это Кромвель, — процедил Винсент, передавая трубу Марку. — Эх, все бы отдал за хорошую винтовку, — кинул он с досадой.

— Они что-то затеяли, — заметил Борис.

Один из всадников отделился от группы и направился к ним через поле. К его копью был прикреплен белый флаг.

— Что означает белый флаг? — спросил Марк.

— Временное перемирие. Они хотят переговорить с нами.

Консул вопросительно посмотрел на Винсента.

— Им нечего предложить нам, Марк. Это просто хитрость, рассчитанная на то, что мы пойдем на уступки, сознавая свою слабость.

— Но надо все же выслушать их.

Всадник, размахивая флагом над головой, приближался к стенам города. Не доехав ярдов пятидесяти, он остановился и высоко поднял флаг.

— Подъезжай ближе! — крикнул Марк.

Всадник осторожно приблизился к пролому, с интересом разглядывая произведенные разрушения.

— Борис, возьми его на мушку, — приказал Винсент. С довольной ухмылкой Борис подошел к краю пролома и взвел курок. Услыхав щелчок, парламентарий поднял голову. — Говори, что тебе надо, или я прикажу тебя застрелить! — крикнул Марк.

— Мне нужен первый консул Рима, Марк Лициний Грака.

— Он перед тобой.

— Мой командир хочет, чтобы ты пришел к нему на переговоры и вы уладили бы наши разногласия, не проливая больше крови. Он гарантирует твою безопасность.

— Только не консул, — вмешался Винсент. — Так не делается. Вы, Марк, не имеете права бросать город на произвол судьбы.

— Хорошо, я пошлю дипломатического представителя.

— Тебе нечего бояться, — насмешливо бросил карфагенянин. — Мы ручаемся, что с тобой ничего не случится.

— Нет, — отрезал Винсент. — Мы пошлем кого-нибудь другого.

— Тогда вас, — сказал Марк.

— Меня? Но я русский посол. Как я могу быть вашим дипломатическим представителем?

— Но кого еще мне послать? Кого-нибудь из враждебно настроенных сенаторов? Эта война в такой же степени ваша, как и наша. И разговаривать вам предстоит с вашим же Кромвелем. Так что я выбираю вас.

Зазвенели колокольчики, и поезд снизил скорость до минимальной. Выйдя на открытую площадку тамбура, Эндрю поспешно ухватился за поручень. Если и было что-нибудь, что он переносил с трудом, так это высота. Он осторожно посмотрел на речную долину в ста футах под ним.

— Переезжаем Кеннебек, сэр? — спросил ординарец, вышедший вслед за ним из вагона.

— Да, что же еще? — сухо ответил Эндрю. Его желудок свело судорогой, когда юноша подошел к самому краю площадки и с интересом свесился вниз.

— Ого, высота приличная, да, сэр?

— Да, больше ста футов, сынок. Отойди-ка лучше от края.

Молодой солдат послушно подошел к Эндрю и посмотрел на него взглядом ребенка, которому взрослый портит удовольствие.

— Как тебя зовут? — спросил Эндрю с некоторым смущением. Дошло уже до того, что он забывает имена сотрудников своего штаба. Они работали с ним по нескольку месяцев, проходя своего рода подготовку, а затем переводились адъютантами в другие подразделения.

— Григорий Василович, сэр. — Юноша широким жестом с гордостью указал вниз: — Мой отец тоже строил этот мост.